при чем, — дед хитро прищурился. — Васька говорил, что ты к Наташке приходила. Ты Люси дочь? Так?

— Да.

— Ну, вот и хорошо, тогда скажи, где золотишко припрятала Люся, и поедешь домой, мы тебя не тронем.

— Какое золотишко, вы о чем? — удивлению Ники не было предела.

— Цацки Люся унесла после ограбления, там были камушки и золото, где оно?

— Какое ограбление, какое золото? — в голосе Ники уже была паника.

— Ну, не хочешь говорить, тогда будет по-плохому, племяш у меня парень горячий, отдам ему тебя.

— Стойте, объясните, какое золото вы ищете, мама приехала из роддома к бабушке и оставила меня ей, а сама уехала в Уренгой с каким-то мужчиной. Я ее никогда не видела, понятие не имею, о каком золоте идет речь?

— А где сейчас Люська? — старик недобро прищурил глаза и плотно сжал синюшные губы, смотрел он на Нику из-под кустистых бровей холодно, хищно, как волк на свою добычу.

— Так я же говорю, что ее никогда не видела, мама меня оставила бабушке сразу, как с Саратова приехала, и уехала с каким-то мужчиной на север, — Ника никак не могла понять, почему этот злой старик ей не верит.

Мужик стоял и задумчиво чесал затылок.

— Думал, что проще будет, — задумчиво изрек он. — Я смотрю ты девка богатая, вона как разодета, значит денежки водятся, мать то тебе оставила поди денежку.

— Нет, ничего не оставила, бабушка меня вырастила на свою пенсию, а я теперь работаю, сама зарабатываю.

Тут в комнату вошел парень, которого старый страшный дядька назвал своим племянником Васькой. Он зло ухмыльнулся, похотливо посмотрел в сторону Ники и кивнул дядьке.

— Пошли, поговорим.

Они ушли в какую-то другую комнату, с того места, где лежала Ника, ей плохо было видно, но по тому, что дверь они за собой закрыли не плотно, она слышала весь их разговор.

— Ты зачем ее, дурень, сюда приволок.

— А куда я ее девать должен был, ты сам сто раз говорил, что неплохо бы узнать, где золотишко лежит, я, как услышал, что про Люську говорят, так и девку эту…

— Я не просил тебя ее похищать, — перебил его старший, — я не хочу обратно в тюрьму, ты молодой, а я уже стар и болен, не хочу сдохнуть в тюрьме.

— Так зачем в тюрьму…

— Дурак, ее искать будут, пойдут по следам, та же Наташка скажет, что у нее была, и все, возьмут нас за хвост, тебе то чего, молод еще, а мне по полной дадут, у меня и так удо.

— Так девку в реку — концы в воду, найдут за сто верст, кто там опознает, а менты сильно шевелиться не будут, мы за это время с тобой уже на другом конце страны будем.

— Глуп ты еще, девку я убивать не буду, сам ее притащил, сам и думай, что с ней делать.

Ника сидела, не жива, не мертва, казалось, сама душа у нее заледенела от ужаса. В голове только им вертелась мысль «Убивать», «меня будут убивать». По спине поползла струйка холодного пота, сначала бросила в жар, потом в холод. Зубы стали выбивать нервную дрожь. Вот зачем она поехала искать следы своей матери, жила бы как жила, зачем разрыла это осиное гнездо? Что это ей дало? Только то, что теперь она знает, что мама была совсем не ангелом, у нее было много мужчин, даже не известно, кто ее отец. Мать участвовала в каком-то ограблении и украла золото. Зачем ей вся эта информация? Сейчас бы Ника отдала все, чтобы этой поездки не было…

Дверь скрипнула, и в комнату вошел Васька, он подошел к Нике, наклонился, провел шершавым пальцем по ее разбитым губам, вызывая у нее боль и отвращение. Заметив ее брезгливое выражение лица, парень зло усмехнулся и, кинув ей на прощание «Ничего, прынцесска, объездим», вышел из дома.

Шаркающей походкой вошёл дед. Устало сел на стул напротив Ники, в его взгляде читалась какая-то обреченность, как у старого волка, который вот-вот должен был издохнуть. Из внутреннего кармана своей душегрейки он достал шкалик водки, открыл его и выпил, не закусывая, занюхав рукавом. Посмотрел на Нику и спросил: А ты зачем сюда то приехала?

— Хотела в прошлом разобраться, о маме узнать.

— Ну и разобралась, обрадовало это тебе?

— Нет.

— Ни черта ты из все этого не поняла!

— Что я не поняла? Что вы там кого-то ограбили? Что теперь какое-то золото ищете? Моя мама участвовала в ограблении?

— Ничего ты не узнала, — мужик пьяно засмеялся, — ты же думаешь, что твоя мать Люська?

— Да.

— А вот и нет! Нам на ограбление для прикрытия нужна была баба с ребенком. Вот Люська уборщицей в роддом и устроилась, она тебя украла. После хотела тебя куда-нибудь подкинуть. Когда пошли на дело, первой в зал вошла Люська с ребенком, чтоб отвлечь внимание охранников. Попросила одного сводить ее в туалет, ну, типа, ребенок орет, обделался, подмыть надо. Охранник, как последний болван, повелся, красивая баба была Люся, и ушел с ней. Мы ворвались в зал, второго охранника мордой в пол уложили, все почистили, но тут все пошло наперекосяк. Одна дура продавщица возьми да нажми тревожную кнопку, раздалась сирена, Пашка ту дуру пристрелил. Мы схватили котомки и сделали ноги. На нашу беду менты ехали мимо. Тут такое началось. Стрельба! Люська то под шумок и выскользнула, видимо, Пашка ей цацки скинул в коляску, когда понял, что мы не уйдем. Пашку убили, четыре пули поймал, меня ранили, нас с Димкой повязали. Судили за грабеж, сопротивление, убийство, я много получил, недавно вышел, а тут ты…

Я сижу, не жива, не мертва, слушаю и не верю своим ушам.

— Люську-то никто и искать не стал, не заподозрили, при Пашке цацок не нашли. Значит, у нее все было, больше не у кого. А сейчас посуди сама, что мне остается делать? Жить хорошо хочется, а денег на здоровье и жизнь нет.

— Так вы же, наверное, пенсию получаете?

Мужик заржал, смеялся долго, пьяно, до икоты, потом вытер слезы рукавом и спросил: Что так старо выгляжу?

— Ну, вам я бы дала лет шестьдесят.

— Мне только сорок пять, — мужик грустно вздохнул. — Так что ты это не ищи Люську, не была она тебе матерью, и кто твой отец — тебе тоже не подскажу.

Он встал, пошатнулся, разгладил рукой на одежде какие-то видимые только ему складочки, и, покачиваясь, вышел из комнаты.

Ника осталась одна. Одна со своими мыслями.

Глава 28

В