Пепел уже не бежал, а шел. Если его, не приведи господь, догонят, следует сохранить в загашнике остаток сил, чтобы достойно встретить старых друзей. Он шел, чтобы заходящее солнце все время светило в правую щеку. Интересно, приближается он к бывшему Советскому Союзу или удаляется от него?

* * *

— Смотри, Гюнтер! Вот он где приземлился, — под громкое шуршание Андреас сбежал с насыпи, держа в отставленной руке «зауэр». Сейчас он больше всего напоминал напарнику всполошенного гусака с подбитым крылом, — Это отпечатки его подошв.

Гюнтер сверху уныло наблюдал, как его коллега накручивает круги, Гюнтер вздохнул и пошел по междупутью. Через каждую пару-тройку шагов он останавливался, пристально всматривался под ноги и озирался вокруг. Без особого сожаления увидел, как тронулся поезд, которому предстояло наверстывать расписание. А потом и Гюнтер обнаружил следы беглеца.

— Эй! — крикнул он. — Давай сюда!

Андреас проворно вскарабкался наверх:

— Ну?

— Видишь, — ткнул себе под ноги Гюнтер. — Он стоял здесь, вот натекла глина с его туфель.

— Отлично! Отлично! — Андреас присел на корточки. — Куда же он потом пошел? Смотри, смотри, Гюнтер, не стой! Гляди! Капля на рельсе! Значит, он перешагнул этот рельс. Идем туда!

Андреас опять поспешно спустился по склону, метнулся сначала в одну сторону, потом в другую, шаря взглядом по земле и кустам.

— Что ты стоишь? — обернулся он к Гюнтеру и взмахнул рукой с «зауэром». — Ищи, ищи!

Гюнтер вздохнул, вышел из путевой колеи и без энтузиазма съехал по щебню:

— Бессмысленно это, — кинул он вдогонку устремившемуся вперед коллеге.

— Что бессмысленно?! — Андреас резко обернулся, — Что?

— Так мы долго провозимся. Только отстанем от него. Дадим ему время, — Гюнтер снял шляпу с короткими полями, провел ладонью по серому ежику стрижки, водрузил шляпу на большую и почти квадратную голову.

— Дьявол! — вырвалось у Андреаса по-русски. Он сотряс ветви кустов ударом кулака. В этот момент Андреас ненавидел и любимый гюнтеровский жест — провести ладонью по волосам, и немцев вообще, ненавидел весь мир, себя самого и его, Гюнтера, правоту.

— Я думаю, надо добраться до станции или города. Взять русского получится только облавой, — добавил Гюнтер, глядя по своему обыкновению не на собеседника, а в сторону.

Лучше бы он промолчал. Но он не смог удержаться и сознательно — а как же еще! — подчеркнул национальность беглеца. Андреас взорвался.

— Это ты его упустил, толстяк! — он поднес указательный палец к хмурому лицу напарника. — Ты! Тебя он сбил с ног, как кеглю. Из-за твоего ротозейства пленник сейчас на свободе.

Гюнтер принял обвинение безучастно. Пожав плечами, спокойно произнес:

— Я поступал по инструкции.

Его невозмутимость сразу успокоила Андреаса. И он даже подумал, что слово «русский» напарник употребил без какого-либо подтекста.

— Возможно, ты прав, — Андреас убрал пистолет в карман плаща. — Выслеживать вдвоем бесполезно. Нужен телефон. Черт, где мы находимся? Ты можешь сказать хоть приблизительно?

Гюнтер снова пожал плечами:

— Около сорока минут назад мы проехали какой-то городишко. Название короткое, прочитать не успел. Вроде бы ничего после этого не проезжали.

— Сорок минут… Наверное, лучше идти вперед. Скорее до чего-нибудь дойдем.

— Зачем вперед? Видишь, — Гюнтер вытянул руку, словно для нацистского приветствия. — Верхушка церкви. Самое большее, километров пять.

Андреас разглядел, на что указывал напарник. Действительно, какой-то шпиль.

— Я принимаю решение. Идем туда. Через лес, — сказал Андреас. Старшим в их паре был он. Андрей, как его звали в прежней жизни.

Конец прежней жизни был положен перестройкой, хотя Андрей тогда об этом не подозревал. Тогда он полагал, что жизнь, его собственная и страны, продолжится счастливо, ей будет придан новый, созидательный смысл. В ту юношескую пору студент-химик петербургского университета бредил идеями революционного преобразования общества, зачитывался демократическими газетами, ходил на митинги.

Демократы предали его. Они использовали его молодые силы, чтобы завладеть величайшей страной. А в благодарность за то, что мерз и надрывался за них на митингах, разбрасывал и клеил листовки с демократическими призывами, развалили страну. Практически уничтожили академическую науку, заставили сограждан мучиться и страдать, а его, Андрея, оставили нищим теперь уже младшим научным сотрудником, без перспектив и надежд.

Андрей прожил год в Польше, торгуя на рынках, потом перебрался в Германию, там и остался.

Андрей понял, что отныне смыслом его жизни должна стать борьба с псевдодемократией и глобализмом. Формы этой борьбы очертила встреча с господином «полковником Николаи», так он себя просил называть. При всей внешней случайности их встречу — Андрей в этом нисколько не сомневался — иначе как преднамеренной не назовешь. Как со стороны полковника — тот подыскивал сотрудников для будущего «восточного отдела», которому химик уж точно бы не помешал. Так и с его, Андрея, стороны — он давал всем подряд понять, что ищет практическое применение своей ненависти.

Андрей принял предложение Николаи и стал сотрудником службы «Новый абвер». Получил немецкий паспорт, превратился в Андреаса. С тех пор не имел дел с эмиграцией, если только эти контакты не касались даваемых ему поручений. Он даже «вылечился», что стоило ему немалых мук упражнений и постоянного самоконтроля, от русского акцента. Ему доверяли, до сегодняшнего дня он был на хорошем счету. Но избавиться от своей национальности он не мог. Не иначе шестым чувством Андреас ощущал, что в один прекрасный день его «славянское происхождение» может его подвести, как вдруг подводит до того исправно стучавшее сердце. Однако он никак не думал, что сотворит такой день собственными руками.

Бегства пленника-соотечественника ему не простят. Он попадет под колпак недоверия и проверок. И закончиться эта история может очень плачевно. Спасти способна только поимка беглеца. И хорошо бы захватить его собственноручно.

— Пошли, Гюнтер, — и того не замечая, Андреас точно ступил в едва приметный на земле след, оставленный подошвой Пепела…

* * *

Паспорт, к удивлению, Сергей обнаружил в нагрудном кармане, выкидуха пропала… Лес оказался перелеском и закончился быстро. Пепел дошел до крайних деревьев, остановился, прислонился к шершавому стволу лиственницы. Ноги подгибались в коленях, требуя отдыха. Но легче заставить себя не садиться, чем потом принудить подняться и идти.

Неглубокий водоотводный ров отделял сейчас его от поля. Квадрат черной земли с редкой зеленой щетиной продравшейся наверх или сорной, или правильной травы. Квадрат гектаров на пять, со всех сторон окруженный лесополосой. Где-то неподалеку должна быть деревня или хутор. Хутор предпочтительнее, меньше глаз.