и украинскими националистами древнерусской народности носит сугубо идеологический характер и легко опровергается историческими источниками, которые подробно задокументировали процесс этногенеза на землях Древней Руси.

Складывание народности на этих землях носило вполне классический характер: интеграция славянских племен (с включениями балтских, финно-угорских и иных групп), замещение племенных наименований единым этнонимом, складывание общего письменного языкового стандарта и городской культуры.

Причины, запустившие консолидацию племен в единую народность, также достаточно очевидны. Развитие торговли между Скандинавией и Византией (путь «Из варяг в греки») способствовало оживлению хозяйственной активности в ареале расселения славянских племен, а также складыванию властной организации, взявшей под контроль важную торговую артерию и прилежащие территории.

Важным фактором древнерусского этногенеза также стало религиозное своеобразие. Христианство восточного обряда практически сразу поставило культурный барьер между формирующейся Русью и латинским миром. В то же время, православие пришло на Русь в адаптированной для славян «кирилло-мефодиевской» версии, что способствовало поддержанию культурной дистанции с «материнской» византийской цивилизацией.

Таким образом, процессы внутренней интеграции в сочетании с четко очерченными внешними барьерами определили пространство русского этногенеза и сам культурный облик русской народности, изначальный ареал формирования которой занимал территории, ныне входящие в состав современных Белоруссии, Украины и России.

Так что факт существования древнерусской народности не вызывает сомнения. А вот происходил ли ее последующий распад?

Как и большинство аграрных этносов, древнерусская народность была достаточно рыхлой. Мы можем судить о ней только по дошедшим до нас артефактам письменной культуры, то есть культуры городов и аристократии, и очень мало знаем о степени диалектных и этнических различий на уровне крестьянских масс. Однако, как уже не раз говорилось, именно культура, язык и самосознание «верхних» слоев аграрных народностей обеспечивало их внутреннюю связность. Поэтому, говоря о проблеме распада древнерусской народности, мы говорим о распаде культуры и самосознания прежде всего ее элитных групп.

В политическом плане древнерусская народность была организована в типичную конфедерацию княжеств, которую в историографии принято обозначать как Древнерусское государство. Эти княжества объединялись общим правящим домом и были встроены в иерархическую систему наследования власти, что, однако, не мешало им враждовать и соперничать друг с другом. По мере разрастания правящего дома центробежные тенденции все больше брали верх над центростремительными, однако политическое дробление не означало распада народности — ведь многие этносы могли существовать в состоянии политической раздробленности сколь угодно долго, при условии сохранения культурных и экономических связей. Классический пример здесь — Германия или Италия, которые были собраны в единые нации после столетий политической фрагментации.

Однако монголо-татарское нашествие на Русь похоронило остатки политического единства Руси вокруг Киева в качестве общерусского центра. После этого русское этническое пространство разделяется на две половины, западную и восточную, которые на протяжении нескольких столетий будут эволюционировать неодинаково.

Восточная Русь достаточно быстро консолидировалась вокруг нового политического центра — Москвы. Это новое восточнорусское государство со временем стало плацдармом для мощной этнополитической экспансии на пространстве северной Евразии, которая, собственно, и создала Россию как один из геополитических центров Нового времени. При этом была сохранена относительная культурная герметичность и внутренняя обособленность от Европы, определяющая цивилизационное своеобразие России.

Западнорусские земли оказались втянутыми в структуры под эгидой внешних политических центров, Литвы и Польши. Польско-литовско-западнорусское объединение запустило процесс формирования новой восточноевропейской империи. Как это обычно бывает, имперское строительство ознаменовало начало культурной унификации и этнической ассимиляции, и русский этнический элемент оказался в качестве ассимилируемого.

Союз Польши и Литвы, со временем переросший в Речь Посполитую, стал проектом польской этнокультурной экспансии на земли Литвы и Западной Руси. Литовские элиты, установившие контроль над Западной Русью, сперва встали на путь русской этнической ассимиляции и конкуренции с восточнорусскими центрами за доминирование в рамках русского этнического ареала. Впоследствии, соблазнившись перспективой династического союза с Польшей, не успевшие окончательно обрусеть литовские князья резко развернули вектор этнической политики в регионе. Начался процесс образования единого польско-литовского правящего класса на базе польской культуры и католицизма.

Западнорусские элиты оказались перед непростым выбором — либо интеграция в правящий класс нового объединения, что означало ассимиляцию, либо сохранить русскую идентичность, но неизбежно войти в конфликт с логикой развития польско-литовского государства.

С одной стороны, ассимиляция в данном случае облегчалась изначальной этнической близостью между русскими и поляками. Кроме того, польская культура позднего Средневековья и раннего Нового времени, будучи в целом вторичной и провинциальной по отношению к западноевропейской, выступала в качестве ретранслятора культурных и технологических новшеств, идущих с Запада, который уже вступал в стадию бурного развития, знаменовавшего переход к капитализму.

Русь, напротив, переживала глубокий кризис, обусловленный татарским нашествием и упадком цивилизационного ядра средневекового православного мира — Византии. В сочетании с привилегированным статусом польской культуры в польско-литовском союзе, это обусловливало ее престиж и привлекательность и способствовало ассимиляционным процессам на подчиненных Литве и Польше русских землях.

С другой стороны, русская народность, оказавшаяся под польско-литовским владычеством, обладала развитой культурой и самосознанием, которые были во многом антагонистичны Польше.

В первую очередь, это было обусловлено религиозной разницей — принадлежность к конкурирующим версиям христианства обусловливала и этнический антагонизм между русскими и поляками. Поэтому ситуация, когда в привилегированном положении оказались католические элиты, а православие стало подвергаться ползучей и все нарастающей дискриминации, привела к потере Литвой значительной части ее русских владений — Верховских княжеств и Смоленска, которые перешли под власть Москвы. В результате за Литвой остались только те русские земли, которые либо непосредственно примыкали к литовскому ядру (Белоруссия), либо были удалены от Москвы и находились вне зоны ее досягаемости (Волынь, Киев).

Эти земли в итоге стали основной ареной драмы польского этнокультурного наступления и русского сопротивления ему. Как это обычно и происходило в аграрных империях, в ходе польско-литовского имперского строительства, кульминацией которого стало образование Речи Посполитой, наиболее подверженной ассимиляторскому воздействию оказалась западнорусская аристократия, которая довольно быстро переключилась на престижную культуру формирующейся империи, сменила веру и тем самым успешно влилась в ряды польско-литовского правящего класса.

«Польскость» и «русскость» превращались не только в этнические маркеры, но и маркеры социального престижа, где польская этничность маркировала принадлежность к «высокой» имперской культуре, а русская — принадлежность к нижним или, в лучшем случае, средним слоям.

Поскольку Речь Посполитая была сугубо аристократическим государством, где аристократия противопоставляла себя не только крестьянам, но и горожанам, города здесь выступали в качестве во многом оппозиционного начала. Эта оппозиционность городов позволила русской идентичности удержаться в них гораздо дольше, чем в аристократической среде. Несмотря на угасание западнорусской аристократии, церковь и города еще долгое время оставались резервуарами русской этнической идентичности и сопротивлялись натиску полонизации.

Конечно, общая негативная для русской этничности динамика наблюдалась