– Она крутится перед Энгом? – отсмеявшись, хмурится Фандер.

– Все крутятся перед Энгом, – закатывает глаза Листан.

– С каких пор?

– С тех, когда он три года назад переступил порог Академии. Он всегда был популярнее тебя.

– Да ладно! – Фандер морщится.

– Ну вот смотри. – Листан поправляет на переносице солнцезащитные очки. – Ты популярен только у первокурсниц, да? А он гулял в прошлом году с аспиранткой. Чуешь разницу? Твой брат не промах!

– И, кажется, зациклился на иной-сирене, – ухмыляется Якобин и кивает на парочку, шагающую от лотка с булочками.

Напряженная Брайт Масон в круглых очках и торчащей черной шапке, как воровка антиквариата, да еще и в безразмерном пальто на плечах. А рядом прилизанный, до тошноты идеальный Энграм Хардин. Эти двое садятся на лавочку и о чем‐то болтают. На лице Брайт скука, она даже достает плеер и начинает нажимать кнопки. Потом кладет на колени учебник, поворачивается к Энграму, который треплет языком не затыкаясь. Что‐то говорит. Энг кивает и начинает увлеченно наблюдать, как Брайт Масон читает книжку, нахмурив брови и кусая кончик карандаша.

– Идиллия. Эй, Рейв? – окликает Якоб.

– М-м?

– А вы и правда будете с ней разбирать библиотеку?

– Да.

– Мерзость какая… Там работы до конца года!

– Если я не убью ее раньше. Или наоборот. Дикарка. – Рейв пинает камень носком ботинка, тот взвивается в воздух вместе с облачком пыли.

– Не заиграйся, – тянет Листан в своей привычной манере. Он сплетник и прожигатель жизни, обожает всех подозревать в непристойных связях, а сам никогда ничего о себе не рассказывает.

– Спасибо за бесполезный совет, – очень тихо бормочет Рейв, рассеивая зависшую в воздухе пыль. Он делает это очень быстро, но, когда поднимает взгляд на Листана, понимает, что тот все увидел. Пылинки, будто издеваясь, сложились под действием магии Рейва в женское лицо, как обычно. – Мне пора. – Рейв разворачивается на пятках и удаляется от друзей. Ему нет необходимости смотреть, как Брайт Масон любезничает с Энграмом Хардином.

Даже первый месяц не подошел к концу, а Брайт уже разочарована во всей этой затее с учебой. Она с нетерпением ждет среды в надежде на что‐то более интересное, чем три пары пинорского языка и две пары вводного курса по модификациям. Ну, по крайней мере, не нужно делать домашнее задание, не придется учить словарные слова, потому что она и так их знает. И с модификациями попроще, потому что оценку за следующую пару она уже заслужила, рассказав все про лунный нож. Подумать только! Лунный нож! Детский сад. И по этой теме задали полноценную письменную работу.

Ну, по крайней мере, в среду стоит что‐то интересное под аббревиатурой ТЗД, и Брайт уже в том состоянии, когда хочет получить хоть какие‐то знания в этой «суперэлитной» Академии. Ну должен быть хоть какой‐то плюс во всей этой истории с обучением.

– Добрый вечер. – У дверей библиотеки стоит декан, и Брайт смущенно улыбается. Он здоровается по‐пинорски – видимо, это попытка уколоть за прогул пары. Все‐то он знает.

Декан не в преподавательской форме, как было во время занятий, на нем серый спортивный костюм: штаны и объемная толстовка. На ногах простые белые кроссовки. Он кажется еще проще и улыбчивее, настолько, что Брайт чувствует, как щеки немного краснеют.

– Добрый вечер, профессор, – отвечает она так же по‐пинорски.

– Готовы к отработке? – Он говорит медленно, чтобы она успевала переводить, но будто не сомневается, что ей это под силу.

– Честно говоря, с большим удовольствием пошла бы к себе и легла спать.

Столь длинное предложение удостаивается довольной улыбки, и Эмен Гаджи толкает дверь библиотеки, пропуская Брайт внутрь. Она замирает. Великолепных стеллажей, уходящих под потолок, больше нет. Всюду, словно мертвые бабочки, лежат книжные развороты, и Брайт даже удивляется, что они не разлетаются, потревоженные человеческими шагами. Обугленные полки источают запах костра и плавленой полировки. Витражи закоптились, магический фон ослаблен и словно одичал, это очень чувствуется. То и дело лица и рук Брайт касаются воздушные потоки, холодные или горячие, – это магия, освободившаяся от книжной оболочки.

– Вы знаете пинорский, – произносит Эмен Гаджи утвердительно и заинтересованно.

– Да… отец учил. Он алхимик…

– Знаю. Его книга была в этой библиотеке. Ее используют на парах алхимии как учебное пособие.

Брайт улыбается, ей бы хотелось заниматься по книге отца, но у нейромодификаторов нет в программе первого курса алхимии.

– Отец говорил на пинорском как на родном. Он сказал, что это наш тайный язык, когда мне было пять, и я сочла своим долгом штудировать пинорские словари.

– Как много талантов, – смеется Гаджи. Это могло бы быть неловко, но в его тоне сквозит сарказм. – Поиск приключений, основы хирургии и пинорский. Что еще? Чечетка? Декламирование стихов?

– Я неплохо пою, – отшучивается Брайт, а декан преувеличенно серьезно кланяется.

– Пожалуй, этот концерт я пропущу. – И они начинают смеяться.

Голоса отдаются в пустой библиотеке страшно громко, гулкое эхо возвращается и бьет по ушам.

– Итак… что нужно делать? Убираться?

– В каком‐то смысле. В библиотеке было несколько миллионов книг. Как минимум три тысячи из них содержали темную магию. Они были не о темной магии, а с ней. Это разные вещи, как вы понимаете.

Брайт кивает.

– Теперь эта магия облепила стены и не даёт их восстановить. Еще пара тысяч активных светлых книг, они летают по помещению, чувствуете?

– О да! – Брайт поднимает руку и смотрит, как молочно-белое облако концентрированной магии стремительно ее обволакивает, щекоча и охлаждая. – Что они делают?

– Жаждут общения. Их же никто не читает.

– И что с ними теперь делать?

– Темные отскрести со стен. Светлые поймать.

– А уборка? Кто сделает это?

– Библиотека сама восстановится, как только стены будут очищены, а светлые книги перестанут сходить с ума.

– И книги сами…

– Да, книги тоже восстановятся, как только их магия будет поймана. Те, в которых магии не было, подтянутся следом.

– Вау…

– Вы не бывали в магических библиотеках?

– Я никогда не думала, что они так работают… – Брайт трогает молочно-белый туман, он ластится как живой. – Как его ловить?