и в голове водится отнюдь не ветер. Сразу видно: дочь не единственная, да ещё и старшая. Ладно, дылда, правда твоя. Освоил я эту технику, что мне отец оставил вместо крыши над головой, – признался он на тяжёлом выдохе. – Но учить тебя я не стану.

Игна подняла брови.

– Почему? Денег тебе дать, что ли? У меня ещё водится. Поработать на тебя, доверия и уважения твоего заслужить? Так дай мне работу, Хиду. – Она сделала шаг вперёд. – Только научи меня.

– Кто ты такая, чтоб тебя учить? Я тебе должен что-то? Давать работу? Брать твоё золото? – посыпался вопросами хитрыми мастер. – Ты – чужестранка, твои намерения для меня неизвестны. Быть может, сбережения свои, что неким чудом смогла в рабстве собрать, силой отняла, украла, отрезала вместе с пальцами их прошлых обладателей? – предположил он, взглянув недобро из-под бровей густых. – Быть может, ты кровожадна и пороками выедена и Гинновы техники использовать будешь не в труду, а в кровопролитии?

– Я – такой же ремесленник, как и ты, – ответила Игна. – Моя семья честным трудом на жизнь зарабатывает. Коль я старшая, то и пример сёстры мои с меня берут, а плохому учить я не собираюсь. – Она помолчала, чтоб лучше подобрать слова. – А если ты меч сковал так, как Гинн завещал, частью ли кровопролития стала его техника?

Хиду замер, как в присутствии ядовитого змея. Мысль затаилась в его голове, но озвучивать её кузнец не пожелал.

– Вот именно, что нет, – Игна ответила за Хиду. – Нет в мире ещё такого оружия, за существование которого стоит винить его создателя. Как и нет смысла надеяться, что только мечом человек человека убивает.

Хиду, протез отставив, молча смотрел на мастерицу. Человек, явно к долгим спорам не привыкший, только на известность тяжёлого своего характера уповающий, был ныне в бою словесном разгромлен, но снова себе не позволил бы в этом признаться – гордость давно ему язык тугим узлом связала. Уставился он не на Игну, а куда-то сквозь неё, подобно мёртвоглазому Улуладу, что-то прошептал губами сухими: не ругательство, не молитва, а будто слова кого-то другого. Девушка лишь терпеливо стояла в ожидании продолжения.

– Ладно, – наконец, буркнул Хиду. – Ты меня утомила. Вот тебе заданьице. В углу колоду старую видишь? В неё гвоздь вбей. Без инструмента. Справишься – работу дам, обучать начну. А коли нет – пойдёшь с глаз моих вон.

Покопался он в кармане нагрудном, вытянул гвоздь кованый с шляпкой плоской и в руки Игне подкинул. Поймала мастерица изделие, взглядом опытным быстро оценила и лишь сказала:

– Я тебя за язык не тянула.

Игна гвоздь взвесила, по шляпке пальцем поскребла. Уголок губ её едва дёрнулся. Поставила мастерица гвоздь на пол шляпкой вниз, несколько раз тронула, точку веса подбирая. Хиду бровь приподнял, а когда Игна к углу за колодой старой уже пошла, руки потирая, сообразил и крикнул:

– Даже не думай!

Мастерица колодой вековой размахнулась – и как вдарила по гвоздю! Весь дом скрипом охнул, где-то попадал инструмент кузнечный, Хиду за грудь взялся в ужасе и чуть не рухнул со скамьи.

– Что ж ты делаешь, окаянная?

Игна подняла колоду, шляпку гвоздя в древесине утопленную показала и улыбнулась:

– Заданьице твоё оказалось простым. Ты ждал моего испуга? Споров? Я – Стук, и пришла я сюда затем, чтобы выполнить задание поважнее и пострашнее. Скоро демоны вновь явятся, и человечество должно быть к этому готово.

– Это громкие слова, Игна.

– Мне поведали об их возвращении твари могущественные. Моя тень осталась багряной после встречи с ними.

Взглянул впервые на тень мастерицыну Хиду – и помянул дурным словом всех, на ком мир грешной стоит. С неким сожалением посмотрел он на проклятую девушку.

– Не захочешь учить меня – и я уйду, – продолжила она, не ища к себе чужой жалости, – тогда на твоей совести будет моя неудача. Я готова не спать, не есть – лишь учиться. Пусть глупее иль грубее я сестёр своих, подвести их и всё человечество не могу. Империю вашу протопчу от края до края, откланяюсь всем Высоким Домам, но домой в Киррик без знания не вернусь.

Хиду не спешил отвечать, а лишь ногу деревянную на место поставил, встал со скамьи и захромал к горну. Из кармана бросил он на угли щепотку чего-то, что могло напомнить Игне костную муку. Пламя едва затухло, а после разгорелось светом чужим: всеми красками переливались его языки, сияли, как драгоценные камни. Достал мастер из-под груды пластин и лезвий прутик металлический, кинул посредь огня и удалился к шкафу. «Не фокусом же удивить меня хочет?» – спросила у себя мастерица. Хиду захлопал дверцами и выдвижными ящиками в поисках невесть чего.

– Не спеши отправляться к Высоким Домам, Игна, – произнёс Хиду. – Там тебя некому будет учить. Позор висит над золотыми крышами, две сотни лет одиннадцать семей боятся гнева своих предков… Что ты знаешь о металле искр? – резко его тон стал живее.

– О Драконьей Гибели говоришь?

– Какое мерзкое вы дали ему название! – с отвращением бросил Хиду. – Не металл драконов убил, а проклятые боги, что его наслали. Помни об этом, пока находишься здесь, и зови этот металл «железом духа».

– Хорошо.

– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил кузнец.

– Железо духа используют, чтобы магию испускать. Свою волю диктовать языком междумировым. Это всё, что я знаю: магия мне чужда и не ясна.

– Но даже ты, колдунство не использующая, можешь провести чувство чрез такое железо. Попробуй.

Протянул мастер металлический шарик. Одного его отблеска хватило, чтоб признать в нём колдуново железо. Взвесила девушка сферу в руке, поглядела на неё со всех гладких сторон и попробовала направить вовнутрь что-то простое, понятное. Тоска по дому, вырвавшись с её пальцев, заискрилась по шарику, будто искала себе дорогу, а затем укусила Игну за палец, с болью растворившись в её теле.

– Коль знала бы ты наречие демоново, прозванное «словами зла» не просто так, то смогла бы приказать этому чувству воспламениться иль обратиться в ядовитую желчь. Тот, кто принёс вам, жителям Севера, знание о магии, – настоящий подонок… Но истинная сила заклинания не в словах гадких лежит, а в той самой стихии, что идёт от твоей души. Понимаешь?

– Едва ли, – честно призналась Игна.

– Гинн последовал племенным обычаям старых народов. Те ещё тысячи лет назад знали, какой силой обладает истинный владыка этого и всяких иных миров – человек.

Кузнец вернул себе сферу. Он сжал её меж пальцев, пустил по ней что-то глубокое, личное, будь то горечь утраты, затаённая