Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поговори мне ещё! Иди лучше позови Майю к обеду, я как раз накрываю на стол.
– Ба, а что это за сельское «всё включено»? – возмутился он, за что тут же был огрет полотенцем.
– Не хватало ещё девушке тратить свою молодость на плиту и грязную посуду, – невозмутимо буркнула бабуля, становясь в глухую оборону.
К слову, если бы бабуле так приглянулась Маринка, он бы не унёс от неё ноги даже на Северном Полюсе.
– Никита, ты меня слышал?
Ник подавился откушенным пирожком и закашлялся.
– Да я иду, ба! Дожили! Кому-то разносолы, а родного внука куском хлеба попрекает, – шутливо проворчал он, оглядываясь, как бы не прилетело в плечи мокрым полотенцем ещё разок.
Майя была чудо как хороша! Во сне она разрумянилась и забавно оттопырила верхнюю губу. Никита едва сдержался от желания дёрнуть её пальцем, как в детстве. Вместо этого он сорвал мягкий цветок клевера и нежно провёл им по стопе девушки. Та лишь недовольно заворочалась во сне. Цветок коснулся лодыжки и скользнул по голени. Майя заворчала. Цветок поднялся выше, к бедру, и девушка смахнула раздражитель. Никита едва сдерживался от задорного смешка. Следующим касанием он пощекотал девушке плечико. Майя зло хлопнула по нему, будто пыталась отогнать назойливое насекомое, но просыпаться отказывалась. А уж когда он коснулся клевером нежной щеки, Майя вдруг открыла глаза. Склонившись, Никита широко улыбнулся. Мгновение и её глаза в ужасе округлились. Ещё одно и Майя зачем-то подскочила, неловко повернулась, не удержалась в гамаке и, перевернувшись, грохнулась прямо на землю. Никита рассмеялся в голос и только потом вспомнил помочь девушке подняться. А она, будто только этого и ждала, лежала, распластанная на земле, и потирала ушибленный лоб.
– Май, ты что вытворяешь? – сквозь смех удивлялся Ник, а она неожиданно зашипела.
– Ты что здесь делаешь?!
– Я что делаю? А кто не явился на свидание? Я, между прочим, извёлся, пока тебя ждал, – осознанно преувеличил Ник масштаб трагедии.
– Говори тише! – шикнула она и всё же вспомнила подняться с земли, отряхнула ладони, колени. Руки Никиты настойчиво оттолкнула.
– С чего мне шептать? Я у себя дома…
– Прекрати паясничать! Что я скажу твоей бабушке?
– Что соблазнила меня под покровом ночи и вытворяла жутко неприличные вещи? – подсказал Никита и тут же получил удар по плечу. – Да успокойся ты! Бабуля попросила позвать тебя к обеду.
– Уже обед? – ужаснулась Майя.
– А я тебе о чём? Мы купаться договаривались, – напомнил Ник, на что она ужаснулась повторно.
– Какое купаться?! Я голодная.
– О! Вот теперь я узнаю Цветкову! Наглая и идущая напролом!
– Завьялов заткнись, – беззлобно буркнула она. – Скажи лучше, что у меня на лбу.
Ник глянул на расшибленный лоб и с умным видом заключил:
– Жить будешь.
Как раз в этот момент на пороге появилась бабуля и осмотрела свою гостью со сканирующей точностью.
– Что случилось, детка?
Никита неприлично хрюкнул, вспоминая падение, и заявил:
– Майя грохнулась с гамака!
– Никита, что за жаргон?! – возмутилась бабуля и поспешила найти в аптечке пластырь.
– Ба, а ты точно математику преподавала? Мне вот всё кажется, что нужно было тебе браться за великий и могучий.
– Никитка, а ты куда смотрел? – вместо ответа обвинила старушка.
– Да кто ж знал, что она прыгать начнёт, ба? Дай сюда пластырь, я помогу.
– А обработать ссадину?
– Да где там ссадина, ба, что ты её накручиваешь? Посмотри, как аптечку в твоих руках увидала, побледнела вся. Да… – обречённо вздохнул он, – помяли красоту!
– Да в кого ж ты такой?! – взвыла баба Маня и прогнала внука с кухни. – Садись, детка, а то ведь и правда, лица на тебе нет.
– Да всё нормально, баб Мань, я просто испугалась, – попыталась Майя оправдать свой ступор.
Подставив голову под салфетку с перекисью, она опасливо зашипела, почувствовав лёгкое жжение. А когда пластырь был на месте ушиба, благодарно улыбнулась.
– Давайте теперь я вам помогу, – предложила она, а потом заметила Никиту.
Завьялов стоял у двери её комнаты и наблюдал. За словами, за жестами, за манерой общения. От его взгляда сделалось жарко, и Майя поторопилась приложить ладони к щекам.
– Майя, ты лучше присядь, – обеспокоилась баба Маня, после чего сама усадила гостью за стол.
Завьялов запрокинул голову и демонстративно выдохнул в потолок. Он отчаянно требовал её внимания и, не получив его, выскочил во двор.
– Вот шальной! – усмехнулась бабуля ему в спину и тут же пробормотала сама себе: – зелень забыла.
Майя подскочила с места.
– Я принесу. Я видела, где растёт, – отчиталась она и поторопилась выйти из дома прежде, чем заботливая хозяйка успеет её остановить.
Никита выловил Майю на выходе и прижал к стене, навалившись всем своим весом.
– Попалась! – оскалился он и повёл носом в миллиметре от её шеи, жадно втягивая трепет.
– Рехнулся?
Завьялов отчаянно кивнул.
– Как точно подмечено, – задыхаясь, выдал он и впился в её губы поцелуем. – Помнишь, ты вчера сказала, что не хочешь делиться моим вниманием? Так вот: я вдруг понял, что тоже не отпущу тебя.
– Дурак! – Майя округлила глаза.
– Дурак, – согласился Завьялов и отступился. – Просто сейчас увидел тебя всю такую домашнюю, родную, чуть смущённую…
– Мария Степановна велела принести зелень, – сообщила Майя до того, как Никита успел закончить пламенную речь.
– Май, а если это любовь? – игриво уточнил он.
– Это любовь, Завьялов, даже не сомневайся, – зачем-то заверила она и сама же себя за это мысленно и отругала. – Но мне нужно принести зелень.
– Знаешь, Май, у меня было много женщин, а ждал я тебя одну.
– Решил поговорить об этом сейчас?
– Ага. Считай, сразу предупредил. А вот теперь можешь идти и рвать свою зелень.
– Завьялов, что ты задумал? – оглянулась Майя, оступившись всего на несколько шагов.
– Май, обед стынет, – снова по-шутовски улыбнулся Ник. – Или тебе помочь?
Мы лежали в тени дуба, который я облюбовала ещё вчера. Ник устроил голову на моей груди. С коротких волос редкими каплями сбегала речная вода. Она на мгновение застывала на моей коже, а затем легко катилась вниз, оставляя после себя едва заметный след. Завьялов был спокоен. Потому что за последние два часа получил от меня всё, что хотел. Хотя, признаю, я боялась, что своими выходками он сведёт меня с ума прежде, чем мы покинем гостеприимный дом. Всё началось ещё за обедом. И дело было в словах, которые он бросил по неосторожности. Слова, разумеется, были о любви, о пылкой юношеской страсти. Правда, сказаны они были так, будто я сама всё себе придумала. И пока мне предстояло обдумывать сказанное, наглец Завьялов вовсю наслаждался кулинарными изысками и бросал на меня многозначительные взгляды. Жаркие, жадные, вожделенные. Это здорово нервировало, и всякий раз вводило в ступор, а он нахально улыбался и облизывал губы, радуясь тому, какое впечатление производит.