Как только с обедом было покончено, Никита схватил меня за руку и дёрнул на себя.

– Ба, я покажу Майе окрестности, – оповестил он прежде, чем я успела как-либо возмутиться.

Мария Степановна оглянулась на нас, оценила надёжно сцепленные ладони и чуть удивлённо вскинула брови.

– Долго на солнце не ходите, – неожиданно позаботилась она. – И смотри мне, Никитка, без глупостей, – добавила более строго, индивидуально для внука. Завьялов и не думал смутиться.

– Ба, за кого ты меня принимаешь?!

– Майя, детка, ты уж за ним пригляди, – вместо ответа вздохнула старушка и занялась своими делами.

Завьялов тут же выволок меня в коридор и уже там внушительно вжался бёдрами в мои ягодицы. Возмутиться в голос значило привлечь ненужное внимание, потому я смогла позволить себе лишь грозный взгляд, который, к слову, не возымел должного успеха. Тогда кожу шеи обожгло беглым, но жадным поцелуем, и нахальные ладони вполне понятно стиснули бёдра. А самое обидное, что избежать подобной демонстрации мужского интереса в узком пространстве просто не представлялось возможным! Нас объединяло какое-то острое, яркое, возбуждающее и одновременно запретное чувство. И если я в этом чувстве терялась, то Завьялов, наоборот, чувствовал себя довольно вольготно.

Оказавшись на пороге дома, я продемонстрировала Никите свои босые ноги, а он недоумённо нахмурился.

– Вчера я умудрилась потерять свою единственную обувь, – пояснила я.

– Не беда! Сейчас возьмёшь мои сандалии, а вечером что-нибудь придумаем, – невозмутимо отозвался Завьялов и незамедлительно разулся.

– А ты пойдёшь босиком?

– Не понимаю, почему тебя это беспокоит.

– Ну… в чём-то ты, несомненно, прав, – промямлила я, всё ещё сомневаясь, и Никита подхватил меня, поставил в свою обувь и внушительно подтолкнул в спину, заставляя сдвинуться с места.

По пути он стащил прямо с бельевой верёвки чей-то сохнущий плед.

– А что такого?! Мы же его вернём! – ответил он на моё грозное шипение.

Зачем Завьялов повёл меня через поле, я поняла слишком поздно. «Так короче» – туманно отозвался он, когда мы только свернули. «Цветкова, а что это у тебя?» – подозрительно потянул Никита после, уставившись куда-то на мой живот. С уместным вопросом «Да где?» я резко остановилась, запуталась в сандалиях сорок второго размера, и больше ничего не мешало интригану Завьялову уложить меня на лопатки и нависнуть сверху. «Я скучал по тебе» – шепнул он, вполне плотоядно глядя на мои губы. В поцелуй вложил максимум усилий, умений и стараний, чем напрочь выбил из моей головы любые возражения. Я отдалась без боя и, не стану скрывать, получила массу приятных впечатлений. Никита своё удовольствие отработал сполна и после финиша обтёр со лба проступившие капельки пота. Совершенно не заботясь о том, что нас могут обнаружить, ещё некоторое время спустя я лежала среди зелёных колосьев, наслаждаясь его губами на своей груди, на животе. При этом легко водила рукой по коротким светлым волосам и разглядывала яркое голубое небо. Была в этом незамысловатом действе своя романтика, которой никак не удавалось насладиться сполна. Потому, когда Завьялов потянулся к одежде, я чуть разочарованно вздохнула и демонстративно нехотя приняла из его рук свой лёгкий сарафан. Он видел это, какое-то время даже задумчиво меня разглядывал, но не стал задавать вопросов.

Восполнить запасы романтики удалось чуть позже, когда, устроившись на том самом арендованном пледе, Никита с упорством рогатого парнокопытного «выдавливал» из меня стоны и приглушённые крики. А я даже не знала, как у него это получается: обычные прикосновения, лёгкие, практически невесомые, а у меня губы дрожат, и руки, и ноги. И очень хочется, чтобы он не останавливался, чтобы так же смотрел. Будто я единственное и последнее, на что можно посмотреть в этой жизни. Будто я божество, которое померкнет, если он хоть на мгновение потеряет концентрацию. Будто я его смысл, его суть, его маленькая тайна. Всё это откровение читалось в открытом мужском взгляде, и мне в какой-то момент даже стало неловко, что я… всего этого не чувствую. Или, правильнее будет сказать, что места моим чувствам просто не осталось, он выдавил всё своим напором, харизмой, своим желанием угодить.

Спастись от наваждения удалось, только когда Завьялов, не выдержав напряжения и вполне понятного мужского желания, с разбегу бросился в воду. Он долго разгонял волну мощными гребками, а я, погрузившись в раздумья, болтала ногами у берега, ведь времени на то, чтобы схватить купальник, мне никто не оставил.

И вот сейчас, вконец выбившись из сил, Никита всё же вернулся, чтобы вполне понятно и предсказуемо подмять меня под бок и не отпускать от себя ни на шаг. Я неосторожно вздохнула, а он вскинул голову и вцепился в меня взглядом.

– А у тебя глаза голубые, – развеселилась я неожиданному открытию и коснулась мужской щеки. Никита, пытаясь увернуться от этой ласки, царапнул мою ладонь колючей щетиной.

– По-девчачьи голубые? По-дурацки голубые? Как угодно голубые? – слово в слово повторил он мой детский упрёк.

После этой фразы и я вспомнила, что когда-то уже видела его глаза. Тогда я тоже обратила внимание на их цвет, правда, в другой, насмешливой форме. А Завьялов ответил, что глаза голубые как небо, на что я из зависти выдала гневную тираду. В тот момент он разозлился и едва меня не поколотил, сейчас же смотрел так, словно чего-то ждёт. И я сумела-таки порадовать мужское самолюбие.

– Голубые, как небо, – улыбнулась я, и он однобоко ухмыльнулся.

– То-то же! Идём купаться!

– Ты только что из воды.

– Я хочу с тобой. Голышом. Слабо, Цветкова?!

– Ты не спровоцируешь меня и не надейся, – вздёрнула я подбородок, не желая уступать.

– Никаких провокаций, – шепнул он, соблазняя не только интимным шёпотом, но и всем своим видом. – Ты, я и стихия. Ну, здорово же! – выгнулся он, прижимаясь ко мне.

В бедро толкнулось свидетельство его возбуждения, и я дёрнулась.

– Завьялов, ты таблеток нажрался, что ли?! – ужаснулась я, отпрянув от него. Никита успел перехватить только ладонь и беззастенчиво потянул меня на себя.

– У меня молодой растущий организм. Я всегда голодный.

На этом он со значением поиграл бровями, и пока я размышляла, притянул меня к себе и недвусмысленно запустил ловкие пальцы в мои трусики.

– Завьялов, ты – животное! – простонала я, наивно полагая, что избежать нападения всё же удастся.

– Ты хотела сказать необузданный жеребец? – посмеивался он, легко справляясь с любым сопротивлением.

– Дикарь! – брыкаясь, выкрикнула я, и Завьялов легко «оседлал» меня, стиснув бёдра своими коленями.

– Точнее, привлекательная особь мужского пола, которой движут исключительно инстинкты, – выдохнул он, а я взвыла от досады, ведь теперь он удерживал ещё и мои запястья высоко над головой.