Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быть может, в случае царя Соломона почитание Астарты тоже было связано с его любовной практикой. Однозначно одно — Бог отомстил за осквернение своего храма, и почитание Астарты было прекращено.
Иное дело — у фон Триера. Нам конечно, не показано крушение протестантской общины, разрушение ее храма без колоколов. Но зато мы видим, что все происходит так, как предрекает новый «Бог» — именно он и только он способен решать судьбу людей, даровать спасение и погибель. Служившая же ему Бесс была посмертно прославлена зазвучавшими в небе колоколами. А значит, она была «права».
Но бессилие старого патриархального уклада не существует у фон Триера само по себе, а очень тесно связано с бессилием мужчин как таковых. Эта связь неслучайна; именно так все устроено и в реальности западной жизни.
Может быть, самый яркий образчик на эту тему дан в другом известном фильме режиссера «Танцующая в темноте», который входит в ту же трилогию «Золотое сердце», что и «Рассекая волны». Время действия — опять 1970-е годы. Это фильм о бедной женщине из Чехословакии по имени Сельма, которая приезжает в США, чтобы заработать своему сыну на операцию на глазах — у него наследственный порок зрения. Тот же самый порок есть и у матери, и она уже постепенно слепнет. При этом она вынуждена работать на производстве, где управляет тяжелым прессовальным станком, и вынуждена скрывать свою проблему, чтобы ее не уволили.
Жить Сельме приходится в трейлере, который она арендует у местного полицейского. Этот полицейский по имени Билл представляет собой слабого и безвольного человека, который во всем угождает потребительским аппетитам своей жены, превышающим его материальные возможности. Он доводит все до ситуации, когда у него должны забрать дом за неплатежи по кредитам, и боится, что после этого жена его бросит. В ответ на его откровения по этому поводу Сельма со свойственным ей человеческим прямодушием открывает ему свою тайну.
Билл не способен решить свои проблемы, справиться с переживаниями, его никчемность становится очевидной. К примеру, он идет в банк, чтобы попросить отсрочки по кредиту, но не решается это сделать. Зато он решается на другое. Воспользовавшись плохим зрением Сельмы, он улучает момент, чтобы подсмотреть за тем, куда она прячет свои заработки в трейлере. А затем, когда та уже собирается заплатить врачу, который должен прооперировать сына — похищает деньги.
При этом он порочит Сельму в глазах своей жены, рассказывая, что она заманила его в трейлер и приставала к нему. Сельма приходит, чтобы забрать деньги назад. Тогда Билл объявляет, что деньги — его, угрожает ей табельным пистолетом и сообщает жене, что Сельма деньги украла. Она ведет себя при этом очень сдержанно, и в отличие от него, мужественно. В начавшейся потасовке с Сельмой Билл пытается отобрать сумку с деньгами и, несмотря на, казалось бы, полицейские навыки и наличие оружия, делает это столь неловко, что она нечаянно ранит его из пистолета. После этого Билл отправляет жену на соседнюю ферму звонить в полицейский участок. И тут разворачивается главное — он начинает умолять Сельму убить его.
Сцена эта столь красноречивая и рисуемый образ столь убедителен, что я подробно опишу ее.
Билл начинает с признания того, что он должен был застрелиться сам. Он, кстати, говорил об этом Сельме и раньше, до кражи денег, и звучало это не как стремление найти исход из тяжелой жизненной ситуации (страх лишиться жены, переживания по поводу кредита), а как констатация своей никчемности и какое-то фундаментальное понимание того, что при такой никчемности жизнь его не имеет смысла. Получив ранение, он вспоминает об этой идее. Вот что он говорит:
«Ты попала в меня… Нет-нет, Сельма, ты всё верно сделала. Я сам должен был застрелиться. Убей меня! Просто убей. Умоляю, будь другом! Сжалься надо мной, пожалуйста… и… убей! Сельма, пожалей меня…»
Сельма просит не мучить ее, ей его жаль, она даже гладит его из жалости по голове. Тогда он переходит на крик и начинает настаивать: «Да стреляй, стреляй! Давай, давай, стреляй! Просто встань и нажми на этот проклятый курок! Ну стреляй!»
Наконец Сельма стреляет, добивает его ударами коробкой по голове, забирает свои деньги. Дальше все развивается трагически — Сельма успевает заплатить за операцию сына, а затем попадает под арест, подвергается суду по обвинению в убийстве и приговаривается к смертной казни. Мать погибает, но ребенок будет жить и видеть.
История выстроена таким образом, что ни у героини, ни у зрителя не может возникнуть и тени сожаления об убитом полицейском — настолько омерзительна его сущность и поведение. Это снова история женского героизма, как и «Рассекая волны» — название трилогии «Золотое сердце» подразумевает женское сердце. В данном случае этот героизм несомненен и избавлен от той двусмысленности, которую он имеет в картине «Рассекая волны».
Однако между фильмами есть и нечто общее — то, в борьбе с чем раскрывается этот женский героизм. И это, конечно, мужчина. В том случае — воплощенный в уродливом и лишенном живого содержания бытии, построенном вокруг такой же уродливой и безжизненной религиозности. В этом случае — воплощенный в уродливой никчемной личности, которой недостаёт силы даже на то, чтобы сжить себя со свету. Даже за этим эта мужская никчемность вынуждена обратиться к женщине.
«Золотое сердце» не для всех
Чтобы показать, что имеется в виду именно мужское начало как целое, а не отдельный полицейский с неудачной семейной историей, нужно посмотреть на то, что произошло и продолжает происходить с мужским началом в западном обществе. Однако прежде чем перейти к этому, необходимо сказать еще несколько слов о третьем фильме из трилогии «Золотое сердце» под названием «Идиоты».
Это история странной молодежной группы, которая эпатирует окружающих различными дурачествами, имитируя в общественных местах поведение душевнобольных. Группа живет в доме, принадлежащем ее лидеру, и довольно успешно защищается от посягательств общества на нее. Например, отпугивает муниципального чиновника, который пытается ее выселить, имитацией буйного сумасшествия.
Выходит что-то вроде анархистской коммуны. Члены группы реализуют таким образом свое презрение к буржуазному обществу.