выносливость». Санитары реанимационной службы уже расположились неподалёку и с интересом наблюдали за происходящим. Родителей поставили в известность, они с радостью и пониманием отнеслись к необходимому мероприятию.

Мальчиков поставили на деревянную скамью. Толстый краснолицый бугай, попискивающий от удовольствия, выбил опору из под ног несчастных, уже мало что соображающих претендентов. Подростки повисли на верёвках, как выловленные из пруда караси. Один дёргался в конвульсиях всем телом, второй сучил ножками, словно пытался убежать от своих мучителей. Пуповина родины мертвой петлёй держала сыновей за горло.

Через несколько секунд спазмы у висельников прекратились почти одновременно. Детина, выступавший в роли то ли судьи, то ли палача, объявил победителя, но подбежавшие родители имели на это счёт собственное мнение. Началась потасовка, — мамаши вцепились друг другу в волосы, их ожиревшие супруги толкались мамонами, словно подвыпившие борцы сумо. Из за возникшей суматохи служба спасения не смогла вовремя снять детей с петли. Послушались истеричные крики, затем картинка резко пропала с экрана.

Всё оставшееся время слинфобак посвящал этике поведения во Дворце, технике безопасности и административному кодексу Поп Державы. Это был хороший знак — срок заточения, очевидно, близился к концу. Элис чувствовала себя уверенней, приступы лихорадки не возобновлялись, страх перед церемонией награждения ещё не дразнил нервную систему. Несколько дней, проведённых в одиночестве, позволили ей полностью восстановиться физически. Астматические спазмы, измотавшие её волю в биохимическом геттополисе, бесследно исчезли. Она ещё не успела привыкнуть к одиночеству, — желание услышать живую речь проснулось с новой силой и возрастало с каждым часом, проведённым в гостиничном номере.

Информационный сличфобачок замолчал на несколько часов, на экране, застыло изображение Теремов. Тишина оглушила Элис, — хотелось кричать, но это запрещалось правилами поведения и административным кодексом. Ей начинало казаться, что вместо гостиничного номера она находится в камере "Кричащей Тишины".

Пространство комнаты разорвал уже знакомый Элис сказочный голос: "Дорогой друг! Сердечно благодарим Тебя..”. Она пропустила слова мимо ушей, — на экране стенда появился длинный гостиничный коридор с красными стенами, обвешанными портретами Главнокомыслящего. Два человека неторопливым шагом направлялись к её номеру.

IV

Входная дверь вздрогнула, десюдепорт замигал дискотечными лампочками, рисуя портрет Лидера Поп Державы, под щёлканье личиночных огнеупорных замков. На пороге появился кролик в сопровождении эксцентричной пучеглазой толстушки. Ещё не успев войти в комнату, они начали громко и дружно аплодировать. Элис показалась, что в отличии от кролика, женщина делала это искренне. Элис не успела вымолвить и слова, как толстушка подбежала и обняла её как лучшую подругу.

— Мадам Пердю, — представилась чиновница. — Твоего гида я отправила обратно в свой люкс для нищих. Беру тебя под своё шефство, и личную ответственность.

Она улыбнулась и загадочно покосилась на кролика. Элис интуитивно чувствовала, что главный в комнате он, но непринуждённость и дружелюбная интонация, с которой Пердю произносила каждое слово мгновенно расслабили её. Про себя Элис радовалась, что наконец может перемолвиться с кем-то живым словом и, судя по весёлому нраву пузаньи, не взвешивать каждую мысль дважды.

Кролик поздравил Элис с успешным прохождением полит-карантина, учтиво извинился за причинённые неудобства, и выразил уверенность в том, что лекции были познавательными для вновь прибывшей гостьи. От него Элис узнала, что Пердю лично подбирала ей еду по группе крови и избавила от ещё одного дня заточения, решив лично подготовить Элис к церемонии награждения. Пердю почтительно наклонила голову, выражая кролику благодарность, последний не прощаясь удалился.

Они остались вдвоём в гостиничном номере. Запах духов "Шинель номер 5” мгновенно распространился по комнатам. То что творилось у Пердю на голове скорее напоминало атомный полигон или торт из белых червей, чем причёску. Этого было достаточно, чтобы понять её принадлежность к аристо-элите. Вишенкой на торте был птичий помёт, аккуратно красовавшийся в самом центре головы.

Эта неожиданная деталь женского туалета смутила Элис, — она вызывала одновременно приступ рвоты и желание находиться подальше от собеседницы. Тем не менее Пердю, как будто специально, держалась на расстоянии поцелуя. Запах духов был не так противен как газовая атака, идущая изо рта этого суетливого существа. На секунду Элис показалось, что она опять попала в биохимический геттополис.

Несмотря на это, Пердю вызывала в ней симпатию. Нескольких предложений, сказанных этой толстушкой, было достаточно, чтобы исключить её из списка подозреваемых агентов штаба сопротивления. Так искусно играть простушку не смог бы ни один актёр, и уж тем более, шпион без прикрытия.

Если Пердю действительно взяла над ней шефство без тайного злого умысла, для Элис это был выигрыш в бинго. Чиновница оказалась необычайно словоохотливой и жадной до сплетен. Всего через четверть часа Элис знала чуть ли не все подробности её жизни в Теремах, включая самые пикантные.

Человек, которого Элис мысленно называла кроликом, оказался одним из самых влиятельных чиновников в Теремах. Он входил в состав сплотившихся и являлся главным советником Главнокомыслящего по всем политическим вопросам. От Пердю она узнала его настоящее имя — Кирка. Оно волшебным образом оказалось созвучно с кличкой, придуманной Элис.

Пердю разъяснила причину, по которой высокопоставленный чиновник оказывал столь пристальное внимание к её скромной особе. Кирка сделал головокружительную карьеру в Теремах не только благодаря собственному уму, интуиции и дару политтехнолога, но и врождённой педантичности. Он лично имел отношение ко всему, что происходило во Дворце. Убедившись персонально, что на награждение прилетела Элис, а не замаскированный воин неба или шпион Северо-Баллистического Пасьянса, он позволил чиновнице взять на себя дальнейшие хлопоты.

Пердю с супругом жили в третьем кольце башен Теремов. Они принадлежали к аристо-элите, но не входили в состав “сплотившихся”, что, как казалось Элис, огорчало чиновницу, больше, чем бесплодие и язва желудка. Вместе с мужем они отвечали за функционирование башен Дворца, их ремонт и обслуживание.

Пердю ненавидела свою должность уже несколько лет. В ней не было, по её же словам, никакой движухи и возможности изменить собственный государственный статус, — войти в высший круг аристо-элиты, — круг “сплотившихся”. В Элис чиновница увидела свежие уши и возможность безнаказанно изливать планы на будущее, не стесняясь в выражениях и описаниях конкуренток по политическим интригам. Пердю оказалась набожной натурой, но набожность имела горький привкус политических фабул.

Бегая чуть ли не каждый день в теремок-исповедальню, она каялась в том, что невольно оказывалась свидетельницей экспоненциального грехопадения остальных претенденток на посвящение в круг избранных. Можно было легко предположить в какие инстанции отправлялись эти духовные откровения после тайной исповеди. С присущей ей душевной простотой Пердю считала, что представленный компромат на соперниц должен носить исключительно сексуальный характер. С Элис она взяла слово посетить теремок вместе с ней, как только