И вот встреча с наследником престола… Ей 20, ему 19 лет. Имело ли это значение тогда? Возможно. Ведь девушка, как правило, в эти годы опережает юношу в своём развитии. Не будучи красавицей, в строгом смысле, она была довольно симпатична, приветлива и добра, отличалась откровенностью, насмешливостью и остроумием. Кроме того, она была хорошо воспитана, изящна и грациозна, неплохо разбиралась в литературе, искусстве и музыке, прекрасно владела французским и английским, играла и рисовала, писала стихи, ездила верхом на лошади.

Уже после первых встреч открытый и честный Александр почувствовал глубокую симпатию к Марии и естественную потребность видеться с ней. Находясь в Царском Селе в мае и июне 1865 г., почти ежедневно он бывает на вечерних собраниях у императрицы в Китайской комнате Большого дворца, где видится с молодой фрейлиной. После 12 апреля 1865 г. императрица, всегда от природы сдержанная, ещё более ушла в себя и ограничивалась узким кругом избранниц. Помимо государя и отдельных высокопоставленных лиц, приглашаемых на эти вечерние собрания, здесь собиралась блестящая компания молодёжи, группировавшаяся вокруг нового цесаревича. Сюда входили оба его адъютанта П. А. Козлов и князь В. А. Барятинский (Бака), брат Владимир, граф И. И. Воронцов-Дашков, Мария Мещерская и её подруга фрейлина Александра Васильевна Жуковская, которая всего на два года была старше её. Общего разговора на этих вечерах, как правило, не было, играли в карты, в лото, рассматривали картины, рисовали и т. д. Александр Александрович скрупулёзно фиксирует в своём дневнике встречи с Марией Элимовной Мещерской. «… В собрании (3 июня) играли все в лото, очень было приятно, потому что я сидел около М. Э.», через день «сидел как обыкновенно возле моего милого друга, потому что большего я и не желаю, как быть её другом», «… играли (7 июня) в мистигри, сидел как обыкновенно. Каждый день тоже самое было бы невыносимо, если бы не М». «Покатавшись в Павловском (8 июня), на возвратном пути нашёл М. Э. и А. В. (Жуковскую) на Луговой дорожке под деревом, сошёл с лошади и присел к ним; разговаривали около 20 минут, потом отправился домой», «… я поехал по Английской дороге (10 июня), нашёл там М. Э. и А. В. и гулял с ними по лесу». Александр испытывает потребность видеться с Марией. «… Отправился с А. Б. в Павловск (11 июня) и гуляли в парке в надежде встретить М. Э.». Вечером в собрании «веселились немало, я почти всегда бываю в духе по милости моей соседки». В дневнике Александра покоится высохший цветок от М. Э., преподнесённый ею в Царском Селе 11 июня 1865 г. «17 июня катался под парусами с М. Э. и А. В.», «проводили М. Э., А. В. до церкви». 18 июня катались в лодке, в которой «сидели папа, М. Э., А. В., а Алексей и я гребли».

Тёплые отношения цесаревича с Марией Мещерской становятся заметными для окружающих. Поздно вечером, почти до часа ночи у Александра задержался В. П. Мещерский, которому он откровенно читал свой дневник. «Было много интересного, — отмечает наследник, — в особенности разговора В. П. с кн. Вяземским, который касался лично до меня и моих отношений к М. Э.».

На следующий день Александр, встретив Марию с её неизменной подругой Жуковской на Английской дороге от Царского Села к Павловску, решается предупредить её о возникших сплетнях в свете. «Я давно искал случая ей сказать, — помечает он в дневнике, — что мы не можем быть в тех отношениях, в каких мы были до сих пор. Что во время вечерних собраний мы больше не будем сидеть вместе, потому что это даёт повод к различным нелепым толкам и что мне говорят уже об этом многие. Она совершенно поняла, и сама хотела мне сказать это. Как мне ни грустно было решиться на это, но я решился… Но наши дружеские отношения не прервутся, и если мы увидимся просто без свидетелей, то будем всегда откровенны. М. Э. мне сказала между прочим: «Ma seule priere pour vous sera toujours, que les hommes, ce que vous etes a prisent» («Я умоляю вас: оставайтесь всегда таким, каким вы есть сейчас»), Я её очень благодарил за это чувство ко мне и сказал, что теперь трудно меня испортить, потому что мой характер уже немного сложился, и что я твёрд в своих убеждениях, но всё-таки я буду только тогда покоен, когда женюсь…. На прощание мы обругали порядком le beau monde (бомонд) за его интриги, я сел верхом и, простившись с милыми собеседницами, отправился на рысях домой».

Однако не так просто было ему расстаться со своей симпатией. Ведь добрые чувства — соседи любви. В этот же вечер во время игры в секретер он первый раз сел на другое место, а не рядом с Марией. На следующий день 20 июня после завтрака он проводил её до лестницы и «получил от неё карточку верхом, которая очень удалась». Вечером же он снова сидел на прежнем месте и не скучал. При любой возможности он не упускает случая хотя бы несколько минут поговорить с Марией. 23 июня на Английской дороге Александр встречает Мещерскую с Жуковской. После оживлённого разговора «М. Э. сорвала какой-то белый цветок и поднесла мне, уверяя, что это символ невинности и чистоты душевной, — записал он в дневнике, — я его разорвал, она непременно хотела отыскать другой, но нигде не могла найти. Я заметил ей на это, что как трудно отыскать между людьми символ этого цветка. Она поднесла мне другие, объясняя прелесть их. Не знаю, что с ней было, но она была в таком странном настроении духа и так настойчиво объясняла каждый цветок, облокотясь на мой экипаж, что я бы принял её за сумасшедшую, если бы не знал её ближе. Она сказала мне шутя: «Возьмите меня с собою» — я подумал про себя, хорошо было бы, если это было возможно».

В дневнике цесаревича до наших дней также сохранился и второй засушенный цветок от М. Э., подаренный ему уже в среду 23 июня 1865 г. в Павловске на Английской дороге.

В этот же день Александр с родителями переехал в Петергоф. Как бы подводя итог проведённым дням в Царском Селе, он записал: «Никогда не забуду я этой весны, всегда останется она у меня в памяти, потому что это может быть последняя весна, которую я провожу так приятно после всех тяжёлых дней в Ницце и в Петербурге».

Однако Мещерская не выходит из головы. Через два дня в пятницу Александр записывает: «… М. Э. я до сих пор не видел, что мне весьма досадно, не знаю даже, где она ездит гулять и что она делает в Петергофе; это далеко не Царское, но что делать, не вечно же веселиться, надо и поскучать. Впрочем, разве до веселья ли мне теперь перед присягою. А всё-таки М. Э. не достаёт, так привык видеться с нею каждый вечер, а иногда ещё и утром. Разговаривать с нею хочется и всегда находить разговор, иногда не интересный, но всё-таки приятный, потому что это она с вами говорит. С тех пор, что я в Петергофе я больше думаю о Dagmar и молю Бога каждый день, чтобы он устроил это дело, которое будет счастьем на всю мою жизнь. Я чувствую потребность всё больше и больше иметь жену, любить её и быть ею любимым.… До сих пор нет никаких известий из Дании после возвращения Fredy. Мама писала королеве об её желании, если можно, то приехать сюда с Dagmar, но я боюсь, что королева не согласится…»

В последующие дни, каждый из которых, как и предыдущие, довольно насыщен для цесаревича различными мероприятиями: встречами, приёмами, поездками, занятиями, военными учениями, посещениями, он, тем не менее как правило, находит время видеться и разговаривать с Мещерской. Когда же это не удаётся, Александр по-своему испытывает тревогу, волнения и переживания. 28 июня он был в собрании у императрицы, «все почти играли в карты, я сочинял стихи с Д. С. Арсеньевым и страшно скучал и грустил по М. Э., которая не была приглашена на вечер».