– Злыдня? – Кирилл недоуменно уставился на меня.

– Ага. – Я зажег маленького светляка и легонько подкинул его в воздух. – Смотри, что тут вокруг. Да и сам сейчас магию почуешь.

Однако Кирилл смотрел только на меня. И с каждой секундой становился все бледнее, в глазах отразился ужас.

– Андрей… – его голос дрогнул.

– М-м? Что?

Столь резкая перемена заставила насторожиться, однако я не мог взять в толк, что его так напугало.

– Что с тобой сделал прыстрастник?

– Э-э-э… Да ничего.

Громов стал еще бледнее и нервно махнул рукой в сторону озера:

– Ничего? Да ты только взгляни на себя!

* * *

Сплетенные из света звезд и луны длинные пальцы замерли на струнах. Ветер шаловливо коснулся цимбал, прозвенел что-то печальное и тут же исчез, испугавшись желтоватых глаз. Глаза были большими, чуть продолговатыми, без зрачков. Поминутно неодобрительно щурились и поглядывали на землю.

Раздался дикий вой, черной птицей пролетело над землей проклятие. Призрачный Цимбалист только вздохнул, сорвал с неба несколько мерцающих искорок, сжал в ладони, а потом сдул на землю.

– Глупый старый прыстрастник, – выдохнул он, и ветер рядом зашумел. Может, даже б и захихикал, только не положено ему, ветру-то.

Цимбалист задумчиво провел пальцами по струнам, те нежно отозвались.

– Говорил – не трогай закоханых. Так нет же… Кровь у них пьянит, душа у них слаще, на все готовы, лишь сказку свою продлить да из чаши вечной любви глоток сделать.

Ветер согласно прошелестел, снова тронул струну, но цимбалы обиженно молчали. Не любят, когда всякие их трогают. Вот и все.

– А этот дурень туда же. Хоть раз да испить, вот и испил… Теперь даже праха не найти, мольфар ведь свое дело знает. Хоть странный он, ох, стра-а-а-анный.

Цимбалист вздохнул, нарисовал в воздухе круг. Круг на миг замер, потом замерцал золотистой окантовкой. Через него, словно через маленькое окно, виднелся угол Гоголевской улицы. Прошла ворчащая бабуся в коричневом пальто и красной шапке, пробежал школьник, таща на поводке упиравшегося пса, темные стены ПНУМа угрюмо и молчаливо взирали на прохожих. Вдруг раздался задорный звон, заставивший Цимбалиста невольно выдохнуть.

– Клятый звонарь, ишь, как разошелся, – пробормотал он.

В поле зрения появился высокий седовласый мужчина в черной одежде, расшитой красным, желтым и зеленым. Медленно обернулся, словно почуял взгляд Цимбалиста. Светло-голубые глаза, что лед весенний – тонко, ненадежно, – посмотришь подольше и прямо в холодную горную речку свалишься.

– Чугайстр, – выдохнул Цимбалист, – то-то и оно. То-то я и вижу – неладное творится. Как же пустил свою кровиночку сюда, а не учел остального?

Ветер только вздохнул. Цимбалист ласково провел ладонью по инструменту, струны дрогнули, миг – исчезли цимбалы, растворились сияющей пылью среди созвездий. Встав в полный рост, он еще раз глянул на землю: там, где-то у черного озера, еще чуется след злыдня. Но это не его печаль, уж пусть мольфары с ним сами и разбираются. Тут уж игра будет куда интереснее. Он довольно потянулся и, заложив руки за спину, быстро зашагал по Чумацкому Шляху. Ох, что-то совсем засиделся-то в глухих краях. Надо бы выйти, посмотреть что да как, старых друзей потешить да и… самому потешиться.

Чем дальше шел Призрачный Цимбалист, тем быстрее таяла тьма вокруг. Проступали силуэты домов, расчерчивалась брусчатка дорог, вверх взлетали рвущиеся в небо крыши зданий. Истончался, уменьшался сам Цимбалист, мерк звездный свет. Вот уж и роста вполне человеческого стал и одежкой обзавелся: дорогие брюки, драповое полупальто, щегольские ботинки с бронзовыми бляшками по бокам. Протянул руку – вынул из воздуха шляпу, водрузил на голову. По плечам рассыпались темно-русые кудри, глаза закрыли стекла круглых очков. За ними-то почти и не разглядеть, что взгляд цепкий, страшный, нечеловеческий. Растянулись губы в приветливой улыбке; Цимбалист отряхнул с плеча снег, осмотрелся по сторонам. Щелкнул пальцами – из воздуха сама выпрыгнула трость: черная и лаковая, с набалдашником в виде черепа.

– Ну, здравствуй, матушка Полтава, – тихо поприветствовал он, едва склонившись. – И ты, синеглазая Ворскла. Давно не виделись. А теперь и времечко пришло.

Глаза черепа на набалдашнике трости засияли мертвенно-зеленым светом.

Все резко затихли. Услышанное требовалось осмыслить. Коля сделал было движение, чтобы закрыть собой стол, тут же тихонько зашипел. Скорее всего, Танина туфелька опустилась ему на пальцы. С размаху.

«Показалось», – подумала я.

– Я жду, – разубедил меня Чугайстрин-старший.

Пришлось медленно поставить стаканчик на стол и встать с кровати. Чугайстрин молча смотрел, ничем не выдавая своего недовольства. Хм, даже странно. Если пришел раздалбывать нас всех, то почему такая пауза? Хочет, чтобы мы прочувствовали всю глубину нашего падения в его глазах? Глаза, кстати, на удивление спокойные. Будто и впрямь его наше хулиганство не колышет. Ладно.

Я гордо выпрямилась и зашагала к двери. Не съест, в конце концов. Да и, может, удастся уболтать его не сдавать нас Вию. Сам же студентом был…

Замершая троица за моей спиной так и не пошевелилась, хотя я чувствовала направленные на меня обалдевшие взгляды. Видимо, даже бойкая Танька не сообразила, что можно сказать в такой ситуации.

Чугайстрин любезно закрыл за мной дверь. Хм, как странно о нем так думать. Чугайстрин – это же Андрей Григорьевич, а этот… этот…

– Идем, – обронил он и, подхватив меня под локоть, повел по коридору.

Сердце ушло в пятки. Ну все, сейчас точно приведет к ректору. Будет мне охапка выговоров: за себя и того парня. А что? Надо мной уже давно смеются, что у Васьки их тьма, а я так отстаю от брата. Горделивое молчание удавалось сохранять, но ноги так и подкашивались. Впрочем, Чугайстрин держал крепко, вырваться никак, разве что нам навстречу выскочит Дидько, и я невзначай свалюсь в обморок.

Однако, как назло, никто ниоткуда выскакивать не собирался. Обычная субботняя тишина. Даже комендант куда-то утопал.

– А мы… куда? – все-таки набралась я смелости.

– В ведьмовский сад, – ровно ответил он.

Я споткнулась от неожиданности, однако меня удержали. При этом не отпустив ни ехидного комментария, ни нравоучения.

– Спасибо, – пробормотала я, уставившись в пол, то есть под ноги.

Чугайстрин только кивнул.

Оказавшись на первой этаже, мы свернули налево и направились к цокольному этажу. Там, уже Вий знает сколько лет, ученики Солохи Панкратьевны выращивали удивительные растения, цветущие как летом, так и зимой. Уж не знаю, сразу ли согласился ректор выделить под это дело целый этаж, но оно того стоило. Сад вышел на диво интересным, разнообразным и… красивым. Заходить туда можно было в любое время, главное – не приносить вреда. Ибо после этого вполне мог активироваться страж сада и набросить на шкодника заклинание онемения. Штука ужасная – не можешь пошевелиться, пока не придет кто-то, по уровню достигший силы преподов, и не вернет в нормальное состояние. Мне-то что… Я университетское имущество не порчу, а вот Василий… то они с Борькой ведьмины яблоки с деревьев пообдирают, то цвет папоротника им на купальские игрища подавай, то еще что… Неоднократно уже обоих отчитывали. Правда, слава богу, пока никуда не выгнали.