Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец Димка успокоился и, сменив гнев на милость, решил попробовать еще одну роль — Ромео.
— Дорогая, — нежно произнес он, присев перед ней, — вспомни, как нам было хорошо вместе. Как мы любили друг друга…
— Любили? — Лика расхохоталась. — Дима, да ты вообще знаешь хоть что-нибудь о любви, кроме самого слова?
— Ты можешь меня научить, — проглотил он оскорбительную насмешку. «Эго» не желало отступать. — Я хочу, чтобы ты меня научила, милая, — и нежно коснулся ее руки.
— Нет, Дима. Я не буду тебя учить, — твердо отказалась Лика. — Не хочу Не вижу смысла.
— Ну, как знаешь! — в сердцах бросил он, поднялся, не выдержал, смерил Лику презрительным взглядом. — А ты уверена, что не пожалеешь, выставив меня за дверь? — Он все еще не верил.
— Уверена, Дима. Уверена на все сто.
— Ладно, — отчеканил он, снова закипая. — Я уйду, но ты еще позовешь меня. Ты еще…
— Не позову, — перебила его Лика. — Уходи.
И он, осознав наконец бессмысленность любых своих попыток, ушел. Лика испытала необыкновенное облегчение, расставшись с этим странным человеком. Она вернулась к своей спокойной размеренной жизни и старалась не думать ни о Диме с его самолюбием, ни об Андрее с его женой, ни об Олеге с его нежностью, ни об Артуре…
Труднее всего было не думать о последнем. Лика с удивлением поняла, что все это время пыталась забыть его, убежать от воспоминаний о нем, от все еще живущего в ее душе болезненного чувства к нему. Потому-то и были все эти отношения и с Олегом, и с Андреем, и с Димой. Бегство не удалось. И теперь, оставшись одна, она снова стала жить с этой надломленной любовью в душе, мучительно вспоминая Артура и по-прежнему тоскуя о нем. «Действительно, — думала Лика, — от себя не убежишь…»
Снова наступил буйный зеленый май. И снова приехал Артур. Лика чуть не задохнулась, вернувшись вечером из института и застав его в своей комнате. Ноги подкосились, она бессильно прижалась к стене. Артур стоял возле ее постели.
— Лика, ты помнишь? — спросил он вместо приветствия и посмотрел на нее каким-то молящим взглядом.
— Да… — прошептала она и почувствовала, как подступают слезы.
— Я тоже, — тихо сказал он. — Я все время вспоминаю тот вечер, тебя и то, что ты тогда сделала с моим сердцем…
— А что? — по ее щеке скатилась первая слеза.
— Ты оставила на нем шрам. Самый первый и самый глубокий, — он говорил тихо, мягко. — Ты всегда оставляешь шрамы. Это твоя привычка?
— Ты тоже… — прошептала Лика и заплакала.
Он тут же оказался рядом, обнял ее, прижал к себе.
— Зачем?!. — всхлипнула она. — О, Господи, ну зачем ты приехал?!.
— Прости меня… — шептал он, прижимая ее к себе и ощущая ее своей, полностью своей. — Ты можешь меня простить?..
— Я люблю тебя, Артур, — вымолвила Лика, уткнувшись лицом ему в грудь. — Я всегда тебя любила…
— Я знаю, — прошептал он и заглянул ей в глаза, спрашивая позволения.
Ее глаза ему не отказали, и Артур взял ее на руки, понес к постели. Бережно уложил, опустился рядом сам. И поцеловал. Поцелуй был полон раскаяния, нежности, горечи, всего того, что было не сказано, но всего того, что Артур хотел сказать. И Лика его поняла.
Потом он оставил ее губы и посмотрел ей в лицо. Его глаза излучали какой-то волшебный, волнующий свет. Легкими движениями пальцев он проследил черты ее лица, задержался на губах.
— Ты необыкновенная, Лика, — выговорил Артур. — Ты единственная… — И снова ее поцеловал.
И Лика опять его поняла. Она сняла с него тонкий свитер и с каким-то благоговением прикоснулась к его телу, потом осмелела, зарылась рукой в его волосах на груди. Артур тихо застонал и вновь припал к ее губам. Страсть раскалилась добела. Они оба уже ничего не понимали, все вокруг исчезло и остались только их глаза, губы, руки, их откликающиеся на ласку тела…
И тут в дверь постучали. Громко, настойчиво. Они даже не поняли сначала, что это, но стук повторился, и оба замерли, тяжело дыша, уставившись друг на друга расширенными глазами.
— Дядя Артур! — позвал за дверью Олежек. — Дядя Артур, вы здесь?
— Да, — хрипло ответил он.
— Мама просит вас подойти к телефону. Звонит ваша невеста. Вы идете?
— Иду, — мрачно ответил Артур, глядя невидящими глазами куда-то поверх Лики.
«Невеста?!» — пронеслось у нее в голове, и сердце пронзила острая боль. Она отвернулась.
— Убирайся, — вырвалось у нее.
— Лика, ты должна меня выслушать, — умоляюще начал он. — Это совсем не то, что ты думаешь… Ты выслушаешь и все поймешь…
— Я только и делаю, что слушаю тебя, — Лика порывисто поднялась и села. — Хватит! Я все поняла! — горько, с обидой воскликнула она.
— Что — все? — Он смиренно ожидал приговора.
— Все! Ты трус и предатель! Я тебя ненавижу! Убирайся! — Лика больше не могла себя сдерживать.
Артур встал, надел свитер и сделал новую попытку:
— Я приехал за тем, чтобы убедиться, что ты все еще меня любишь. Я был готов разорвать эту помолвку.
— Врешь! — крикнула Лика. Она уже ничему не верила. — Ты опять мне врешь! Это твоя привычка! — съязвила она.
— Нет, — твердо ответил он.
— Все равно, — отрезала Лика. — Убирайся. Не хочу тебя видеть. Не могу. Ты мне противен!
Он тяжело вздохнул, сник, пошел к двери. Обернулся и попросил:
— Лика, посмотри на меня.
— Я не хочу тебя больше видеть! — Она задыхалась от подступающих рыданий. — Никогда!
— Может быть, когда успокоишься, ты сможешь меня выслушать… — задумчиво проговорил он и вышел.
Но Лика не успокоилась. Слишком глубока была обида, слишком невыносима боль, слишком многого она от него хотела. Слишком…
Артур прожил у Марины с Эльдаром всего неделю. В его планы входило почти все лето, но, видимо, презрительные Ликины взгляды и язвительные насмешки доконали его. Он пытался объяснить ей все еще раз, но она не стала его слушать. Так они и расстались «в безмолвном и гордом молчании»… Артур уехал в Москву.
Была уже глубокая ночь, когда Лика закончила свой рассказ. Она посмотрела на лежащую рядом Риту. Подруга слушала ее с закрытыми глазами. Лика легонько тронула ее за плечо:
— Рита…
Рита спала. «Что ж, — подумала Лика, может быть, это и к лучшему». Она осторожно встала, накрыла подругу пледом и пошла спать в другую комнату.
Когда это началось? Когда это началось по-настоящему? То есть когда это началось осознанно? Лика знала.
Нет, конечно, нет, осознанно это началось не тогда, когда погибли ее родители, и не тогда, когда она слушала старого священника, пытавшегося объяснить ей, что далеко не все важное в жизни находится здесь, в материально-реальном мире. И не тогда, когда она три года отходила, пыталась залечить рану, оставшуюся от гибели родителей. Хотя, конечно, Марина водила ее в церковь. И, конечно, Лика ходила туда без возражений и препирательств. Не часто, но все же несколько раз в год. Да, ей всегда там было хорошо. Или почти всегда. Воздух в церкви казался каким-то особенным, Лика ощущала его всем своим существом, она словно парила, настолько ей бывало здорово. И это, честное слово, очень походило на кайф. Лика ходила в церковь «подзарядиться», и только за этим, нереальным, неземным ощущением. А что касается всего остального…