«Золенберг!.. Контужен!..»

Капитан огляделся по сторонам. Он мог убить группенфюрера прямо сейчас, но тогда у него у самого не будет шанса выбраться из этой передряги. Справа и слева, стреляя по партизанам, на земле лежали немецкие солдаты, которые, безусловно, заметили его. В случае выстрела они не дадут ему уйти. Черняк решил действовать иначе.

— Господин группенфюрер, вы слышите меня?.. Слышите?..

Золенберг осоловевшими глазами смотрел прямо перед собой, ничего не понимая. Сразу же после взрыва его отбросило к борту грузовика, откуда он только и смог что доползти до заднего колеса машины и там укрыться. В ушах стояла тишина, голова раскалывалась от боли. До него долетали лишь отдельные слова и отзвуки идущего вокруг боя.

— Ползти сможете?.. Я вытащу вас отсюда!.. Только нужно ползти!..

Группенфюрер слегка кивнул головой.

— Ползите вперед, я за вами… — Капитан взял группенфюрера под руку и положил его на землю лицом по направлению движения. Золенберг медленно пополз в указанном направлении.

Черняк сделал вид, что прицелился, потом выстрелил, забирая немного вверх. Заметил, как один из солдат смотрит на него.

— Что смотришь!.. Русские наступают, стреляй, черт бы тебя побрал, если хочешь выжить и домой вернуться!..

— Откуда здесь русские, господин гауптман? — загоняя патрон в патронник, спросил солдат, на которого он орал.

— Партизаны это, вот кто! — отрезал Черняк, для наглядности выстрелив еще раз в сторону леса. — Всем держать оборону!.. — крикнул он, а потом пополз за Золенбергом.

Стелющийся по земле дым резал глаза, проникал в легкие, вызывая непрерывный кашель. Черняк приблизился к Золенбергу вплотную. Тот немного пришел в себя, смотрел уже осмысленно.

— Быстрее, господин группенфюрер!.. Я знаю укрытие. Там мы переждем нападение.

Черняк огляделся — до его окопа нужно было ползти еще метров двадцать. Там он сможет незаметно ликвидировать эсэсовца. И при этом никто ему не сможет помешать.

— Кто вы? — спросил Золенберг.

— Офицер, выполняющий свой долг… Сейчас важно только одно, господин группенфюрер — выжить. Я обеспечиваю вашу безопасность. — Черняк кивнул в сторону своего укрытия. — Ползите туда, там окоп. В нем и спрячетесь.

Золенберг быстро пополз вперед, за ним, не отставая, капитан. Вскоре оба свалились в черную нишу, вырытую в земле. Пули и осколки свистели теперь где-то сверху.

— У вас есть оружие, господин группенфюрер? — тяжело дыша, спросил Черняк.

— Да, пистолет.

— Покажите.

Золенберг достал из кармана «парабеллум». Капитан высунулся из окопа и посмотрел по сторонам. Бой шел уже возле грузовиков. «Значит, скоро все закончится», — подумал Черняк, присел и привалился к стенке окопа. Посмотрев на группенфюрера, сказал:

— Вам может понадобиться оружие. Похоже, русских слишком много… Пистолет исправен?

— Должен быть в порядке… Правда, я давно из него не стрелял.

— Дайте я посмотрю…

Золенберг протянул пистолет капитану. Тот молча взял его, проверил обойму, передернул затвор.

— Что это за место? — спросил группенфюрер, осматриваясь по сторонам. Он смерил Черняка придирчивым взглядом.

— Это окоп пулеметчика. Видимо, когда мы наступали в июне, у русских здесь была линия обороны. Видите, господин группенфюрер, на земле лежат гильзы, посмотрите.

Золенберг наклонил голову, пытаясь рассмотреть дно окопа. Черняк только этого и ждал. Он резко размахнулся и ударил группенфюрера рукояткой «парабеллума» по затылку. Тот рухнул лицом вниз и затих. Капитан перевернул его на спину и пощупал пульс — сердце эсэсовца билось. Значит, силу удара он рассчитал правильно. По его прикидкам, Золенберг должен был прийти в сознание минут через пять-десять.

Убитых партизан было двадцать два человека — такую цифру назвал Черняку командир партизан Батюк, когда бой был окончен и оба стояли возле окопа, где лежал эсэсовец. Им предстояло обсудить, что делать дальше.

— Пленные есть? — спросил капитан. В его голове созрел план, который мог сработать только при определенных условиях. Все зависело от того, какой ответ даст Батюк.

— Пять человек. Это целые, но есть еще раненые.

— А у нас сколько ранено?

— Десять. Из них четверо — тяжело.

Подбежал запыхавшийся Журбин. Лицо его было покрыто частицами земли, маскхалат в некоторых местах был порван.

— Цел, старшина!..

— А что мне будет, командир!.. Настрелялся вдоволь!.. Да и в рукопашной с одним немцем пришлось повозиться. Маскхалат вот только, сволочь, мне испортил…

— А где Колодин? Живой?..

— Жив… Позвать?

— Не надо пока… Потери в нашей группе есть?

— Три человека, командир: Воронов, Стельнов и Минько. Двое ранены — Николаев и Грищук.

— Из немцев кто-нибудь ушел?..

Батюк отрицательно покачал головой.

— Ринулись было три солдата по полю, но наши догнали и прикончили.

— Это точно?

— Точнее некуда… — утвердительно ответил Батюк. — Я лично проверил.

Черняк бросил на него одобрительный взгляд:

— Тогда определимся так. Ты забираешь тела погибших, наших раненых и быстро уходишь со своими бойцами к себе на базу… По-моему, два грузовика не пострадали при нападении. Вот бери их и уезжай… Бросишь потом где-нибудь в лесу… И погибших похоронишь.

— А с пленными немцами что делать?

— Оставишь их мне. Я сам с ними разберусь… Давай не тяни время, уезжай. Дальше наши дела…

Батюк понимающе кивнул. Свое дело он сделал. Видимо, у Лесовика была своя часть задания, в которую он никого не хотел посвящать. Это было логично.

— Да… погоди. Пленных немцев передашь Колодину… — добавил Черняк. Потом, повернувшись к старшине, сказал: — Раненых фашистов брать нам некуда. Поэтому придется их ликвидировать… Все понятно, старшина?..

— Понял, командир. Все яснее ясного…

— И проверь, чтобы никого из них немецкие доктора потом с того света не вытащили. Нам свидетели ни к чему.

— Конечно… Тех пятерых, кто уцелел, тоже… того?..

— Ни в коем случае. Ты занимайся ранеными, а их пусть приведет сюда Колодин. Да по-быстрому…

Когда Батюк и старшина ушли, капитан спрыгнул в окоп, наклонился над Золенбергом и принялся легонько бить его по щекам, стремясь привести эсэсовца в чувство. Так продолжалось с минуту, потом группенфюрер с трудом открыл глаза, посмотрел затуманенным взглядом на Черняка. Капитан видел: смотрел эсэсовец пристально, вспоминая события, которые привели его в этот окоп, а потом заставили потерять сознание. Вскоре по расширившимся от удивления зрачкам глаз Черняк понял, что группенфюрер все вспомнил.