Может быть, всё это и так, но сами ваши страхи иррациональны и в конце концов, как я уже писал в главе о сребролюбии, вредят бизнесу. Ничего не вижу плохого в том, чтобы церковь проявляла себя материально, чтобы она богатела и красовалась своими богатствами. Красота – спасёт мир. Но красота создаётся общими усилиями задействованных в строительстве людей. А условные пастыри снимают с себя всякую ответственность за организацию не только индивидуального спасения, но и коллективного труда. Например, я написал около восьми довольно популярных книг, но ни одна православная сволочь (по некоторым данным, сволочами назывались раньше иподьяконы, волочащие за архиереями мантию) не поинтересовалась, что со мной произошло, когда я начал свою критику церкви. Может быть, для того, чтобы я пришёл в себя, хватило бы простого приглашения на разговор и отеческого вразумления. Но в тот момент я как раз и понял, что церкви как таковой и нет. Если до меня, всё-таки считавшегося одним из популярных православных писателей, нет никакого дела, то до других и подавно нет. Во мне были какое-то время заинтересованы издатели, но я старался дистанцироваться от навязываемого мне пути пропагандиста. Я долго думал, как выйти из этого внутреннего конфликта, и придумал проект типа серии «Жизнь замечательных людей», но о церковных деятелях прошлого и настоящего. Это и не жития святых, и не дидактическая литература, а романы, в которых допускалась милая моему сердцу вольность, но в том числе это была бы крепкая историческая проза. Я даже нашёл людей и озвучил идею проекта в издательстве ПСТГУ. Через какое-то при встрече с моим издателем я удивился, что он рассказывает мне мою же идею как коллективную идею православных издателей и приглашает в качестве одного из авторов. Дескать, они хотят построить один большой магазин православной литературы и запустить эту серию. Я пытался сказать, что эту идею я буквально озвучил неделю назад в ПСТГУ, но издатель это проигнорировал. Это и послужило причиной прекращения нашего сотрудничества. Я опубликовал свой проект в ЖЖ, а издатель обвинил меня, будто я украл чужую идею.

До сих пор думаю, что означает эта ситуация в духовном смысле. Ведь и название моей первой книги было «Украденные мощи». Быть может, коллективное безумие церкви квалифицировало меня как хитрого лазутчика, который «украл» нюансы церковного быта, чтобы потом сделать на этом себе имя? Но во всяком случае, где же их пресловутая серия, если идея их? Рынок заняла постыдная и просто глупая литература. Всё для спасения. Всё замерло и покрылось прижизненным мхом. А как гранитный памятник на могилу православной литературы возложены «Несвятые святые» епископа Тихона – неплохая в целом, но посредственная книга, которую никто уже не сможет переплюнуть внутри церкви. Не знаю, что они там сейчас обо мне думают, поскольку я о них не думаю вообще. Всё сложилось как сложилось. Раз не нужен я церкви, то и церковь такая мне не нужна. Хотя, может быть, для такого, каким я сейчас являюсь, и нужна, но такая, как есть – слабая, бесхребетная и равнодушная. Мне нравится наша христианская культура и наше прошлое. У него тоже должны быть свои смотрители.

Таких покинувших церковь по разным причинам огромное количество. И это люди талантливые и умные – лучшие, как однажды обмолвился в разговоре со мной отец Всеволод Чаплин. Они породили целый феномен расцерковления. Сейчас не Средневековье, и покидающий церковь не сталкивается с общественным давлением. Также бывший православный легко находит другую психологическую и идеологическую основу для жизни, от христианской до атеистической, и живёт подчас куда более радостной и полноценной жизнью. По своему юридическому статусу церковь – обычная религиозная организация, но по своей форме она – наследница той средневековой церкви, которая определяла жизнь и быт целых поколений. Она ещё не растеряла свой вальяжный лоск, с которым обращается и ныне со своими прихожанами. Итоги плачевны – в церквях, как правило, из молодёжи отираются не вполне здоровые люди, а также те самые «синие платочки», которые спасли церковь в советское время. Они не предадут и оправдают перед людьми даже самого жадного и неприятного батюшку, пышными грудьми встав на его защиту. Синие платочки и странные бородатые мужички – это церковный костяк, но уверяю вас – наплюют и на них. Со своими средневековыми верованиями они нужны только в качестве покупателей церковных товаров первой необходимости. Сегодня это уже мало актуально. Если всё будет идти как идёт, скоро в церкви останутся только конченные мазохисты и завернутая в парчу багровоносая гордость.

Это, на мой взгляд, самая показательная глава, потому как бесстрастие более всего ассоциируется именно с безгневием и, заглянув во «внутренняя» церкви, можно легко убедиться, что никаким бесстрастием там не пахнет и люди там в моральном отношении являются обычными людьми, если не хуже. И это всё потому, что гнев всегда на виду. Блуд обычно творится втайне, чревоугодие отвратительно, но, если не брать пьянство, не пугает и мало смущает окружающих. Сребролюбие тоже не афишируется, ведь всем известно, что деньги любят тишину. Гордость вообще маскируется под бесстрастие, как рыба-камень (вероятно, самая ядовитая рыба в мире) виртуозно маскируется под камни. И только гнев всегда на поверхности, и гневливый сам себя обнаруживает на страх для одних и на потеху для других.

Для примера вспомню монастырь в Курской епархии, где зачастую происходило всякое непотребство. Однажды одно наркозависимое чадо по имени Семён, у которого отец купался в тюменских долларах, накуролесило с три короба. Мало того что Семён с другими болящими украл со скотного двора и пропил поросёнка, они ночью у братского корпуса избили хворого на голову деда, отобрав у него какие-то копейки. Разумеется, все утром об этом уже знали. Но Семён, как будто ничего не произошло, всё ещё гордо расхаживал по монастырю. После воскресной службы к нему подошёл благочинный в полном парадном одеянии, правда, уже без фелони, но в клобуке и с большим иерейским крестом на груди. Благочинный раньше был боксёром, поэтому старец и поставил его на этот ответственный пост – контингент в монастыре был крайне неоднозначный.

Благочинный выходил как раз на трапезу с братией и паломниками, куда они торжественно направлялись с пением молитв и воскресного тропаря. Увидев Семёна, он побагровел, подошёл к нему вплотную и схватил за шиворот. Затем громко и прилюдно заявил, что, если тот не уберётся из монастыря, пока будет длиться трапеза, он будет лично Семёна… а далее употребил всем известную, но неуместную в этой книге матерную конструкцию, обозначающую жёсткое анальное изнасилование. Гнев так застит глаза, что благочинный в тот момент даже не подумал, как он будет смотреться в глазах паломников, которые по воскресениям приезжали в монастырь на так называемую «отчитку». Разные экзальтированные «матушки» постарались сделать вид, что этих слов не было, хотя потом хихикали между собой, послушники с суровыми лицами восприняли всё, как будто так и надо, поддерживая пафос благочинного. Но мне лично было очень смешно, поскольку обыденное в быту российских гопников ругательство и угроза изнасилования смотрелись в контрасте с длинной бородой и крестом православного монаха просто дико и вызывали комический эффект. На этом контрасте и идёт такая на первый взгляд неадекватная антицерковная реакция со стороны обывателей. Да, в церкви подвизаются простые люди с недостатками и не́мощами, как любят здесь говорить, но ведь заявляется, что люди в церкви трудятся в борьбе над страстями. И якобы сей скорбный труд отделяет их от внешних и возносит на некую духовную высоту. Но контраст декларируемых «истин» с реальным поведением верующих столь велик, что трудно удержаться и первым не бросить в них камень. Каждый из нас сталкивался, наверное, с хвастливым человеком, который всё время говорит «я», «я», но сам из себя ничего не представляет. Это раздражает, и хвастуна всё время охота одёрнуть. Верующие воспринимаются в быту такими же хвастунами, поэтому «внешние» всегда норовят найти на этом «солнце» пятна и утереть нос тому, кто высоко его задирает. Но сами верующие этого не осознают, считая, что подобное негативное поведение внешних идёт от наущения самого диавола, которого, видимо, попаляет огнь благодати в их сердцах. Одному старцу было видение – сердце от причастия «не в осуждение» святых тайн возгорелось небесным огнём.