— Но я ничего не знаю, — чистосердечно признался толстяк.

— Что вы? Вы очень много знаете, только не подозреваете об этом. Итак, начнем? — Епифанов согласно кивнул. Я достала сигарету. — Не возражаете? — Не дожидаясь его ответа, я закурила и продолжила:

— Вы каждый день наблюдаете за окнами квартиры напротив? — Епифанов заколебался, не зная, что ответить. — Мне нужен точный и правдивый ответ, — подчеркнула я. — Иначе наша сделка не состоится.

— Да, — наконец сознался он.

— Хорошо. Вспомните пятницу тридцатого октября. В этот день вы вели наблюдение?

— Да, как обычно.

— Вы сможете узнать женщин, которые бывали в той квартире?

— Могу.

Я достала из сумочки фотографию Маргариты Терновской, которую я срочно затребовала у Серова, и показала ее толстяку.

— Вы узнаете эту женщину?

Епифанов покрутил фотографию в руках и, немного подумав, ответил:

— Несомненно. Она часто там бывает.

— А тридцатого октября эта женщина появлялась?

— По памяти я не помню. Сейчас посмотрю.

Толстяк удалился в соседнюю комнату, я последовала за ним.

Остановившись в дверях, я увидела, как Епифанов взял толстую тетрадь, всю испещренную мелким почерком. Я подошла поближе. Из-за епифановского плеча мне удалось заглянуть в нее и прочитать часть текста. Это был своеобразный дневник наблюдений. В нем Епифанов записывал увиденное, а также свои ощущения от этого.

— Ого! — непроизвольно вырвалось у меня. Толстяк вздрогнул, оглянулся и поспешно захлопнул тетрадь.

— С двенадцати ноль двух до шестнадцати сорока семи, — уточнил он.

— Вы очень пунктуальны, — не удержалась я от комплимента, записывая себе в блокнотик. — Почему бы вам не заняться писательским трудом? Думаю, из вашего дневника получилось бы занятное произведение. Я вижу, у вас настоящая фотостудия, — небрежно заметила я, подходя к штативу с фотоаппаратом, нацеленным на соседний дом.

— Только, надеюсь, — жалобно произнес Епифанов — вы никому не расскажете об этом.

— Буду молчать, как партизан в тылу врага.

Я подобрала брошенный на диван парик, взяла плащ и вышла.

Вечером мне нанесла визит Катерина. Как обычно, она вихрем ворвалась в квартиру, на ходу здороваясь со мной:

— Привет. Я к тебе на полминутки.

— Не скупись, давай хотя бы на целую, — возмутилась я.

— Не перебивай. Все утро я не могла до тебя дозвониться. Где ты была?

Я уж было открыла рот, чтобы рассказать ей, но Катя, не дожидаясь моего ответа, продолжала, проходя в комнату и усаживаясь в кресло:

— Твой блондинистый бомж действительно обитает на пустыре. Только он не блондин, а седой. Это я узнала у местных аборигенов. Самого увидеть не удалось по причине явного отсутствия. Когда объект будет на месте, неизвестно. И еще — он постоянный клиент приемника-распределителя. Как облава, так он тут как тут.

— Когда бомж исчез?

— Этого я не знаю. События разворачивались по сценарию «Наша служба, и опасна, и трудна».

— Когда ты туда еще наведаешься?

— Никогда. Туда я больше ни ногой! Ой, Танюх, я на такого бомжа навернулась — сто пудов, Карл Маркс. А какие у него бицепсы с трицепсами, ударит — мало не покажется.

— Ты хоть разузнала у местных бомжей что-нибудь о происшествии на пустыре? Может быть, они видели что-то?

— Ты что, с ума сошла! У меня был образ бабы бомжового вида. И вдруг вопросики о трупике. Этот Карл Маркс и так меня чуть за ноздри не подтянул.

Устроил целую экспертизу на предмет моей социальной принадлежности. Вопросов накидал мне немерено. Даже обнюхивал, как собака. Мне это надо? Все, туда я боле не пойду!

— Теряешь квалификацию. Раньше тебя трудно было чем-либо напугать.

— Старею. А старость — не радость, а почетная обязанность..

— Ладно. Спасибо и на этом. Может, ты все-таки разденешься, и мы попьем чайку?

— Некогда. Труба зовет.

— Куда на этот раз?

— Одна контора у нас в городе имеет намерение издавать рекламный еженедельник. Вот я и нарезаю круги в поисках клиентов, готовых заплатить за размещение рекламы в этом журнале. Это надо додуматься — первый выпуск его намечается через полгода, а оплата требуется сейчас.

— И что, находятся дураки, готовые заплатить?

— Находятся. Правда, редко. Ну, пока. Я побежала. Когда Катя ушла, я позвонила Серову и попросила его поискать по приемникам-распределителям бомжа с седыми волосами. Из всех примет я назвала наличие одного белого ботинка. И подчеркнула, что именно одного. Серов несколько удивился моей просьбе, но обещал ее выполнить.

— Танюша, привет. Я, надеюсь, тебя не разбудил? — услышала я в трубке голос Серова.

— Ну что ты. Я всегда рада тебя видеть и слышать. К тому же сейчас не время валяться в постели. Наступает самая горячая пора.

— Ты имеешь в виду расследование?

— Да, именно это. Круг подозреваемых сужается. Уточняются некоторые детали.

— И кто же убийца?

— Этого я тебе пока сказать не могу. А что у тебя?

— Ни в одном из спецприемников бомж с описанными приметами не числится.

Просто-напросто там вообще отсутствует такой контингент. Милиция за последние две недели никаких облав на бомжей не проводила. Зато в одну из больниц города доставлен похожий тип с обмороженными конечностями. Можем сегодня съездить туда на опознание.

— Чтобы его опознать, тебе придется прихватить кого-нибудь из обитателей бомжарни на пустыре по улице Космонавтов. Давай встретимся в холле больницы часов в шесть. Кстати, где находится обмороженный?

— В третьей больнице, в первом терапевтическом отделении.

— Значит, в холле больницы в шесть.

После звонка Серова я начала обдумывать свой план действий на ближайшую перспективу. Выходило следующее: список подозреваемых стал на одного человека короче — снято подозрение с Терновской. Оставался Русанов с сомнительным алиби.

Вызывал подозрение бомж с пустыря в белом ботинке. Рано было сбрасывать со счетов и Юрко, алиби которого я по недосмотру забыла проверить. Настораживало меня и подозрительно долгое отсутствие Серебряковой — любовницы Тернов-ского. Я подумала, что не мешало бы ее снова навестить. При этом решила воспользоваться услугами Русанова, благо у него есть машина. Но перед этим придется исправить свою оплошность — проверить алиби Юрко.