Как бы ей хотелось, чтобы была жива ее мать, чтобы рядом был кто-то старый и мудрый, кому она могла бы довериться, кто уже пережил нечто подобное. Она так и не привыкла в полной мере к своей роли взрослого человека; порой ей казалось, что она стала матерью, не переставая чувствовать себя ребенком.

Алекс открыла сумочку и извлекла открытку, которую позаимствовала у матери Кэрри: на фоне широкого речного простора были изображены авеню большого университетского кампуса. Она перевернула ее. «Массачусетский технологический институт, Бостон, Масс.» – было напечатано в самом низу. Бостон, подумала она; Бостон, Бостон, Бостон… Она взглянула на большие аккуратные буквы текста.

«Привет, мам. Тут ко мне все отлично относятся, много чего произошло, я встретила несколько человек поистине потрясающих. Скоро напишу еще. С любовью. К.».

После инициала стоял неразборчивый косой крестик. Она, прихватив открытку, поднялась в комнату Фабиана.

Чемодан его лежал на кровати; как гроб, подумала она, содрогнувшись. «Ф.М. Хайтауэр» – было выведено выцветшими чернилами среди царапин и вмятин на крышке. Алекс открыла первый замок, он сразу же отскочил, больно щелкнув ее по пальцу; второй она открывала более осмотрительно. Откинув крышку, она покопалась в одежде и вытащила дневник Фабиана. Открыв его, извлекла пустые открытки, найденные на его письменном столе в Кембридже, и сравнила их с открыткой Кэрри, которую продолжала держать в руке: изображения на них разнились, но шрифт был один и тот же. Она удивленно свела брови, обвела взглядом комнату и, наткнувшись на Фабиана, глядевшего на нее с портрета, виновато потупилась – ей стало стыдно за то, что она делала.

На задней обложке дневника был кармашек на «молнии», она открыла его. Внутри лежало несколько розовых листков писчей бумаги, исписанных почерком, похожим на почерк Кэрри; датированы они были 5 января. Адрес в Кембридже тоже был написан от руки.

«Дорогой Фабиан,

пожалуйста, прекрати эти бесконечные телефонные звонки, которые всех раздражают и выводят из себя. Я уже сказала, что не хочу больше тебя видеть, и менять решение не собираюсь. У меня никого нет, просто я не могу больше мириться с твоими странными привычками. Так что, прошу тебя, оставь меня в покое. С любовью. К.».

Та же самая кудреватая подпись и тот же почерк, что на открытке, но Алекс показалось, что в них есть какое-то различие, только она не могла сообразить, в чем оно заключается. Она перечитала письмо. Странные привычки… Раздумывая над этими словами, она осознала, что в комнате опять стало холодно, ей было как-то не по себе. Раздался звонок в дверь. Она посмотрела на часы – четверть седьмого, засунула все в дневник, положила его поверх чемодана и спустилась вниз.

Открыв дверь, Алекс растерялась при виде крупной женщины с высветленными перекисью водорода волосами.

– Здравствуйте, миссис Хайтауэр.

Алекс уставилась на ее плоскую аккуратную черную шляпку, на кожаные перчатки и аккуратно выглаженную белую блузку.

– Айрис Тремьян. Я заходила к вам на прошлой неделе.

Алекс не сводила глаз с ее розовых губ, которые шевелились, когда она произносила слова, словно среди мягких складок лица приоткрывалась потайная дверца. Глаза гостьи светились решимостью, в них читалась уверенность в том, что на этот раз от нее не отделаются.

– Заходите, – пригласила женщину Алекс, ибо в данный момент не могла подобрать иных слов.

– Могу сказать, что вы нуждаетесь во мне, дорогая, – сказала Айрис Тремьян, уверенно входя в дом.

У Алекс по-прежнему крутилась в голове строчка из письма: «…странные… странные…»; замораживающий взгляд портрета; внезапный холод в комнате. А действительно ли ей предстоит сеанс у Моргана Форда и не далее как завтра?

– Я думаю, это ошибка… – начала было она.

Айрис Тремьян, оглядевшись в холле, проследовала за Алекс в гостиную.

– Вас что-то беспокоит, дорогая, не так ли? – Ее голос звучал мягко, что удержало Алекс от резкого ответа.

– Я немного взволнована, вот и все.

– Я так и думала… после всего, что с вами приключилось.

Алекс настороженно посмотрела на нее:

– Что вы имеете в виду… что именно приключилось?

– Дорогая, вас что-то тревожит. Верно? Я почувствовала это еще в прошлый раз; так скажите, права ли я, дорогая?

Алекс уставилась на нее, чувствуя раздражение, что ее уединение нарушают столь бесцеремонно. На завтра у нее уже запланирована встреча; зачем говорить с кем-то еще? Уж не связаны ли Морган Форд и Айрис Тремьян? Может, по тому номеру, который она ему дала, он смог через ремонтную службу вычислить, где стоит монитор, узнал, кто она, и прислал к ней Айрис Тремьян? Смешно.

– Хотите чаю?

– О нет, дорогая, благодарю вас.

Она снова огляделась:

– У вас очень симпатичный домик, дорогая. – Ее внимание привлекла картина на стене, и, подойдя к ней поближе, она показала на нее пальцем. – Это Стаббс?

– Нет.

– Единственный известный мне художник, который рисовал лошадей.

– Она принадлежит моему мужу.

– Он что, художник?

Алекс холодно посмотрела на нее:

– Я имею в виду лошадь. Это одно из его увлечений.

– Я предпочитаю не спорить, тем более с моей чувствительностью… но похоже, чувства вечно дают сбои, дорогая, да и вообще я не знаю никого, кто всегда одерживал бы победы. От них веет покоем, от лошадей на картине.

– Никогда не думала об этом. – Алекс бросила на нее нетерпеливый взгляд. – Что вы имели в виду, когда сказали, что меня что-то тревожит?

– Его дух так и не обрел покоя, не так ли, дорогая? Ему нужна помощь.

Она осторожно опустилась в кресло с подлокотниками: словно подъемный кран, опускающий груз, подумала Алекс. Женщина плотно сжала веки, наклонилась вперед и, не снимая перчаток, положила кисть правой руки на ее левое предплечье, потом она открыла глаза, посмотрела на нее снизу вверх, и Алекс в первый раз заметила растерянность в этой уверенной в себе женщине.

– Не беспокойтесь, дорогая. – Губы ее раздвинулись в нервной улыбке, потом приняли прежнее положение, словно существовали сами по себе. – От вас ничего не требуется, ровным счетом ничего. Конечно, если хотите, можете внести пожертвование на благотворительные цели, но это не обязательно, совершенно не обязательно. – Она подняла к потолку крупные накладные ресницы, нахмурилась, словно бы заметив огрех в побелке, а потом опять нерешительно улыбнулась. – Вы справляетесь, дорогая?

– Да, – холодно сказала Алекс. – Я справляюсь.

– Он рядом, не так ли, дорогая?

– Что вы хотите этим сказать?

Айрис Тремьян затрясла головой и глубоко вздохнула; плечи ее напряглись и столь же резко расслабились. Закрыв глаза, она замерла. Алекс с интересом наблюдала за ней, хотя чувствовала тревогу.