помахал шестичасовому автобусу и ушел в Старый поселок. Мне кажется, что он мог что-то или кого-то видеть там, Галина Сергеевна, потому что после половины седьмого он снова оказался на мосту, и его застал там Сергей Царев. Ваня, очень расстроенный, повторил ему то же самое, что сказал вам: «Страшно».

Галина в ужасе прикрыла ладонью губы. Ванечка на мосту? Это было пугающей новостью, а уж то, что он в одиночку ушел в Старый поселок, когда там орудовал убийца, заставило женщину съежиться от запоздалого страха за сына.

– Боже мой! – воскликнула она. – Вы думаете… – пугающие предположения с быстротой карусели закружились в голове, – он мог видеть убийцу?

– Не знаю, – со вздохом признался участковый. – Потому и пришел к вам. Если Ваня действительно видел, с кем встретилась Ника в тот злополучный вечер, и это был не Роман Поклонников, тогда становится понятно, почему его так взволновал арест, понимаете?

– Но я не знаю… – неуверенно пролепетала Галина.

Она действительно не знала, как заставить сына рассказать о событиях двухнедельной давности.

– Вы разрешите мне попробовать поговорить с Ваней? В вашем присутствии, разумеется.

Галина испуганно оглянулась. Из-за приоткрытой двери она видела голую бледную ногу сына, торчащую из-под свесившегося на пол покрывала. Истончившееся от многолетних стирок, оно служило Ванечке вместо одеяла все эти жаркие дни. Будить ребенка не хотелось, но то, что рассказал участковый, неприятно перекликалось с ее собственными страхами и подозрениями. Галина тяжело вздохнула и поднялась с табурета.

– Пойду разбужу его. Вы только здесь пока посидите.

Она не хотела, чтобы Ванечка предстал перед участковым неодетым. Со сна он обычно выглядел подчеркнуто не таким, как окружающие, а потому всегда казался ей особенно уязвимым.

Дима остался один в чистенькой, но поразившей его вопиющей бедностью кухне. На дворе двадцать первый век, а здесь, кажется, навсегда застыла середина двадцатого. Даже пожелтевшая от времени коробочка радиоприемника висела на стене, а перекрученный провод убегал куда-то за холодильник. «Неужели он все еще работает?» – поразился лейтенант.

Из комнаты раздалось недовольное ворчание. Слов не было, только звуки, словно обиженный щенок, которого потревожили, выражал свое несогласие. Галина Сергеевна заговорила-запричитала нежно, на одной ноте, ни на секунду не прерываясь, и ворчание стихло.

Дима ужаснулся. Как же она живет? На что? И что это за жизнь такая? Но в голосе женщины было столько искренней любви, что он тут же устыдился своих мыслей.

– Дмитрий Олегович! – позвала его Охрипова.

Лейтенант поднялся и вошел в комнату.

Ваня сидел на разобранном диване, упираясь локтями в колени длинных ног. Из-под задравшихся брючин виднелись белые носки. Красноватая от загара кожа на руках была покрыта белыми, выгоревшими на солнце волосками. Лицо, помятое со сна, тоже было красным, с облупившимся носом. Бледные, почти бесцветные волосы топорщились на макушке. Голубые глаза в светлых ресницах смотрели настороженно. С нижней губы тянулась ниточка слюны.

– Что нужно сказать, Ванечка? – ласково спросила Галина Сергеевна и взяла лейтенанта за руку.

Ванечкин взгляд переместился вслед за ее движением, а потом медленно зафиксировался на Димином лице.

– Здр, – буркнул паренек.

– Здравствуй, Ваня, – мысленно проклиная себя за предстоящее, поздоровался участковый. – Я Дима.

Ну не представляться же этому небритому двухметровому ребенку полным именем?

– Ванечка, дядя Дима хочет спросить тебя о… – Галина Сергеевна замешкалась.

– О речке, – подсказал лейтенант. – Ты любишь речку?

Ваня испуганно посмотрел на мать и замотал головой:

– Не-не-не.

– А мост? – продолжал Дима. – Ты ходишь на мост?

На этот раз Ваня не ответил. Он насупился, сдвинув белесые брови.

– Мама не разрешает ходить на мост, да? – не унимался лейтенант.

Ваня по-партизански молчал.

– Но ты ведь был на мосту. Тебя Сережа видел.

– Плохо! – заявил Ваня. – Плохо-страшно!

– На мосту страшно?

– Плохо-страшно-плохо – страшно-плохо, – попытался объяснить дурачок, немного повысив голос.

Галина Сергеевна испуганно посмотрела на Диму, но он только едва заметно кивнул, не сводя глаз с Ваниного лица.

– Ты пошел за мост, Ваня, что ты видел?

На несколько долгих секунд в комнате воцарилась тишина, во время которой лицо парня медленно искажалось, кривилось, а потом он затрясся крупной дрожью и выкрикнул:

– Страшно!

Лейтенант не глядя нашарил застежку кейса, который принес с собой, раскрыл его и вытянул два листа бумаги. Мельком глянув на первый, он повернул его к Ване:

– Ты видел Нику?

На листе была распечатана увеличенная фотография девушки.

– А-а! – вскрикнул Ваня. – Страшно!

Он слегка шепелявил, и слово звучало как «страфно».

Лейтенант немедленно закрыл первый лист вторым. Там был снимок Романа Поклонникова. Реакция Вани оказалась еще более бурной. Он вдруг тоненько завыл на одной ноте, и Дима не сразу сообразил, что в этом ужасном звуке можно разобрать слова: «Плохо, нельзя, плохо, нельзя».

Он переглянулся с испуганной, напряженно вытянувшейся в струну матерью Вани.

– Ты видел там Нику?

Ваня кивнул, не прекращая выть. Глаза его наполнились слезами.

– А дядю Рому ты видел с Никой?

Вой резко оборвался. Ваня жалобно всхлипнул.

– Не-не-не, – выдавил он и погрозил Диме пальцем: – Плохо-нельзя.

– Спасибо, Ваня, – мягко поблагодарил лейтенант.

Большего он и не ожидал.

– И вам спасибо, Галина Сергеевна, – обернулся он к женщине. – Я пойду.

– Страшно! – успокаиваясь, сообщил ему Ваня. – Плохо. Дай!

Дима с недоумением уставился на женщину.

– Что дать, Ванечка? – пролепетала она.

– Дай! – потребовал дурачок и протянул руку к кейсу.

Дима вынул фотографии. Ваня уверенно выбрал фото Поклонникова.

– Нельзя. Не-не-не! – заявил он и помотал головой. – Страшно! – ткнул он пальцем в снимок девушки и внезапно ударил по листу бумаги, выбив его из руки лейтенанта.

– Что ты, Ваня? – вскрикнула Галина Сергеевна, бросаясь к сыну.

– Постойте, – задержал ее лейтенант. – Нику кто-то ударил? – озвучил он свое подозрение.

– Страшно-страшно! – подтвердил дурачок, наклонился и хлопнул ладонью по фото.

– А как же дядя Рома?

– Не-не-не, – всхлипнул Ваня.

– Я понял, понял. Ромы там не было?

Дурачок закивал.

– Кто это был, кто ударил Нику? – Лейтенант не сводил глаз с подергивающегося лица парня.

– Не-не-не. Не-не! – выкрикнул тот и с силой шлепнул себя по лицу.

Галина Сергеевна метнулась к сыну, он снова завыл.

– Уходите, Дмитрий Олегович! Достаточно!

* * *

Этого было совершенно недостаточно! Дима в одиночестве спускался с холма по обочине дороги и негромко разговаривал сам с собой. Дурацкая эта привычка появилась у него во время учебы – проговаривая, он лучше запоминал материал, а позже выяснилось, что и обдумывать проблемы у него лучше всего получается вслух. Конечно, если ты идешь по забитому людьми Невскому проспекту, от уха за воротник куртки тянется проводок гарнитуры и ты бурчишь что-то себе под нос, это никого не удивит. Но в Малинниках такое выглядело бы совершенно иначе. Поселковые бы точно решили, что