Когда Амшелю шел восемьдесят второй год, он установил новую традицию – с этого момента и впредь все браки должны были праздноваться во Франкфурте. Ему не всегда удавалось добиться выполнения своего требования в полном объеме, но в любом случае все новобрачные, включая аристократов с голубой кровью, должны были сразу после свадьбы прибыть во Франкфурт, где им предстояло пройти через ритуал посвящения. Молодые пары ненадолго останавливались в доме Амшеля, затем караван экипажей отправлялся в гетто. Амшель в своем лучшем сюртуке возглавлял процессию. Когда улицы становились слишком узкими, экипажи останавливались и гости, как бы знатны они ни были, вынуждены были идти пешком по булыжной мостовой к зажатому среди других домов, обветшавшему родовому жилищу Ротшильдов. Дамы в пышных туалетах с трудом протискивались в узкие двери.

В этом старинном убежище их принимала вдовствующая императрица. Она всегда жила здесь, и казалось, будет жить вечно. Она умерла в возрасте 96 лет, когда Амшелю стукнуло 75. Никто, как бы богат и знатен он ни был, не мог стать полноправным членом Семейства, пока его не предъявят императрице Гутеле, которая оценивала и утверждала представленную кандидатуру. Здесь, в Гриншилде, она принимала присягу на верность.

Когда-то здесь она, жена молоденького торговца монетами, варила говядину, скребла стены, стирала белье, а тем временем ее муж и сыновья становились легендой. Отсюда она не уедет никогда, хотя в любом, самом роскошном дворце к западу от Урала ее приняли бы как самого почетного гостя. Здесь, в средневековых сумерках, герцогини склонялись перед ней в глубоком реверансе. Здесь самые могущественные, увешанные орденами властители Европы склонялись к ее грубой старческой руке. Они шумно восхищались свадебным нарядом Гутеле, выставленным под стеклом вот уже пятьдесят лет.

Старая женщина, одетая в шелка, почти не двигалась. Ее лицо, частью скрытое под шейтелем (шейтель – это парик, который носили ортодоксальные еврейские жены), редко освещалось улыбкой. Однако она по-прежнему была остроумна, бодра и энергична. Когда знатные гости заявляли, что фрау Ротшильд, пожалуй, переживет всех присутствующих, она отвечала: «Зачем Господу забирать меня за сотню, когда можно уложиться в 94?»

Когда же кто-нибудь из прибывших светлостей предлагал ей своего доктора, «настоящего волшебника, у которого пациенты молодеют на 20 лет», фрау Ротшильд замечала: «Все почему-то думают, что я хочу стать моложе, нет, я хочу просто становиться старше».

По сигналу Амшеля гости поднимались со своих мест, прощались и уходили.

Слова фрау Ротшильд будут передаваться из уст в уста в самых модных гостиных. Но свою самую знаменитую фразу она сказала однажды сразу после того, как блестящая компания удалилась. К ней забежала соседка по гетто. Ее сын только что достиг призывного возраста, и проблемы войны и мира беспокоили женщину не на шутку. Испуганная женщина хотела знать, какие новости сообщили великие люди. Чему быть, миру или войне?

– Война? – переспросила Гутеле. – Чепуха. Мои мальчики им не позволят.

Как всегда, она была права. «Мальчики, которые не позволят», в XIX столетии крепко держали в руках невидимые рычаги мировой политики.

Время Наполеоновских войн открыло сыновьям Гутеле путь к вершинам. Они оседлали тигра, и теперь они заказывали музыку.

Взлеты воодушевляют амбициозную молодежь, авторитетным деловым людям нужна стабильность. Ротшильды стали банкирами империй и континентов – от всех крупных европейских стран до евроазиатской России, Индии и Америки. Только Лондонский банковский дом за первые девяносто лет своего существования разместил иностранные займы на сумму 6500 миллионов долларов. Так же эффективно работали банки Ротшильдов в Париже, Вене, во Франкфурте и Неаполе. Кредит западного мира покоился на прочном фундаменте состояния Ротшильдов.

Инвестиции «мальчиков Гутеле» зависели от стабильности миропорядка.

«Наши капиталы превышают 18 миллионов франков, – писал Джеймс в 1830 году. – Если мир сохранится, они будут приносить 75 % прибыли, в случае войны – только 45 %…»

Итак, братья стали, так сказать, «воинствующими пацифистами». Разумеется, гораздо труднее поддерживать мир (это требует массы энергии, дипломатичности, хитрости, изворотливости), чем разжигать войну. Семейству понадобилась вся его изобретательность. В то время как жены блистали в гостиных и парках, сыновья охотились в лучших охотничьих угодьях, главы семейств трудились, как всегда, с полной отдачей.

Братьям помогала их солидарность, удивительная и нерушимая. Тот самый шифр, основанный на смеси идиш и немецкого, который ввел в обиход еще старик Майер, стал теперь языком тайного обмена информацией между пятью крупными структурами. (Если раньше принц Уильям Гессенский в переписке Майера назывался «господином Гольдштейном», то теперь канцлер Меттерних именовался «Дядей».) Система курьерской почты Ротшильдов превратилась в разветвленную и мощную коммуникационную сеть, которая действовала на суше, на воде и в воздухе. Битва при Ватерлоо была только первым примером ее эффективного использования.

13 февраля на пороге Парижской оперы был убит герцог дю Барри, предполагаемый наследник Людовика XVIII. Джеймс немедленно отправил посланцев в Лондон, Вену и Франкфурт. Ротшильды узнали о том, что надеждам сторонников Бурбонов не суждено сбыться, задолго до того, как это стало известно правительствам их стран и соперникам на бирже. В 1830 году Джеймс использовал почтовых голубей. Они преодолели все преграды и принесли вести об Июльской революции Натану в Лондон. Он оказался первым человеком в Лондоне, узнавшим, что король Луи-Филипп лишился престола. Если бриз мешал почтовым голубям Ротшильда, то он подгонял его почтовые корабли.

«Английское министерство, – писал Талейран сестре Луи-Филиппа, – благодаря Ротшильдам получает информацию на десять – двенадцать часов раньше, чем мы получаем почту от нашего посла в Британии. Так происходит оттого, что курьеры Ротшильдов путешествуют на судах, которые принадлежат Ротшильдам, не берут на борт пассажиров и выходят в море в любую погоду».

Ротшильды создали скоростную и надежную систему доставки информации, которой не имели даже крупнейшие европейские державы. И они, эти державы, сами прибегали к услугам службы Ротшильдов. Это привело к достаточно пикантной ситуации. В XIX веке, так же как и в нашем, почтовая служба была нужна не только для того, чтобы переправлять информацию, но также для того, чтобы ее отслеживать. Перлюстрация почты широко практиковалась уже в те времена. В этом отношении почтовая служба Австрии отличалась особой суровостью. Вот что писал австрийский почтовый служащий, отвечающий за контроль почтовых сообщений: «Я обратил внимание на то, что курьеры Ротшильдов, направляющиеся из Неаполя в Париж… перевозят почтовые сообщения французских, английских и испанских послов, аккредитованных при дворах Неаполя, Рима и Флоренции. Кроме того, они имеют дело с корреспонденцией, которой обмениваются дворы Рима и Неаполя и их представители по всей Европе… Эти курьеры Ротшильдов следуют через Пьяченцу. Поскольку там стоит австрийский гарнизон, возможно принудить одного или другого клерка предъявить корреспонденцию для нашего досмотра».