– Зина, не беспокойтесь! – радостно ответила я. – Это не та Наталья Кузнецова. Моя сестра сейчас со мной рядом, с ней все хорошо.

Кажется, Зина не обрадовалась.

– Так я не помогла, получается? Мне вам деньги вернуть?

– Что вы, Зина, не нужно ничего возвращать, вы же старались, узнавали! Спасибо вам большое и всего хорошего, будьте здоровы!

– Что там с не той Натальей Кузнецовой? – хмурясь, поинтересовалась сестра, едва я закончила короткий разговор с Зиной.

– Да ничего хорошего. – Я стерла с лица улыбку. – В реанимации она.

– Бедная! – посочувствовала Натка. – Надеюсь, она выздоровеет. Схожу, пожалуй, в церковь, свечку за нее поставлю.

Я молча подняла брови.

– Может, глупость сейчас скажу, но у меня такое ощущение, будто эта Наталья Кузнецова сейчас за нас обеих отдувается. – Сестра встала и вышла из комнаты.

Я поворочалась, устраиваясь поудобнее, и крепко смежила веки. Не стану думать ни о чем неприятном, буду спать! Хватит с меня переживаний и драм.

Удивительно, но Морфей будто ждал и в это неурочное время распахнул мне объятия с похвальной готовностью.

Мне-то временно избавиться от переживаний удалось, но круговорот душевных драм в природе это не остановило. Тогда я еще не знала, что эпицентр событий просто ненадолго сместился, оставшись при этом в пределах нашего многоквартирного дома…

– Вика, ты разве не понимаешь, что дальше тянуть нельзя? – Валерия Игоревна в раздражении швырнула на пол клубок.

Кот Кока, возлежащий врастяжку на большей части дивана, открыл один глаз и недоверчиво посмотрел сначала на клубок, а потом на хозяйку: что, мол, серьезно? Ты бросила этот дивный красный шерстяной мячик? Я могу поиграть?

Песик Тото негромко тявкнул, останавливая кота в предсказуемом порыве.

Кокошей и Тотошей домашних питомцев назвал Викентий Львович – большой любитель пошутить. Супругу он именовал Вавой. Валерию Игоревну, даму серьезную, это долго бесило. Лет двадцать она просила «прекратить детский лепет, потому что «вава» – это синоним слова «болячка», а потом как-то смирилась.

За полвека супружеской жизни к чему только не привыкнешь…

– Ах, ничего ты не понимаешь! – Валерия Игоревна встала, но тут же согнулась с вытянутой рукой, будто поклон отвесила, проковыляла три шага, подобрала клубок и вернулась с ним в кресло, сокрушенно качая головой.

Разочарованный кот закрыл глаз и снова прикинулся меховым ковриком. Викентий Львович задвинулся поглубже в угол дивана, освобождая больше места для недовольно подергивающегося мохнатого хвоста, и примирительно молвил:

– Вава, милая, да я же и не тяну! Держу, как ты велела, ровно! – и поднял руки повыше.

Руки Викентия Львовича, он же – исключительно для любимой супруги – Вика, были расставлены: не на ширину плеч, а, скорее, на длину среднестатистического карася, каким тот представляется достаточно скромному рыбаку.

На расставленных руках Викентия Львовича помещался моток красной пряжи, усилиями Валерии Игоревны переформатирующийся в клубок. Финальная трансформация должна была превратить шерстяные нитки в нарядный теплый мужской жилет.

Викентий Львович не был уверен, что огненно-красный цвет нового наряда окажется ему к лицу и особенно к фигуре, которая при таком окрасе серьезно рисковала уподобиться переспелому помидору, но осмотрительно держал свои сомнения при себе.

В этом вопросе, как и во многих других, он полагался на супругу. Вавочка лучше знает, как ему одеваться, что есть, когда гулять и чем лечиться.

– Да я же не про пряжу, Вика! – Валерия Игоревна снова замахнулась клубком, но теперь уже на мужа.

Кот перетек из просторно-лежащего состояния в компактно-сидячее и беззвучно мяукнул, показав розовую пасть.

– И ты тоже молчи! – сказала ему сердитая Валерия Игоревна.

– Да мы молчим, молчим, – отозвался за всех Викентий Львович. – И слушаем тебя, Вавочка, очень внимательно. Так о чем ты?

– Нельзя больше тянуть с прививкой! – объявила Валерия Игоревна. – Сам-то подумай! – Она мягко постучала по собственному лбу шерстяным клубком.

Кот, раздосадованный и взволнованный бессмысленными манипуляциями с дивным мячиком, стек под диван: тем самым он наказал хозяйку, лишив ее счастья лицезреть его, такого красивого.

Валерия Игоревна, впрочем, кошачьего демарша не заметила. Она дырявила взглядом супруга. Тот уже давно привык и добродушно молчал, кротко помаргивая и дожидаясь неизбежного продолжения.

Напоминать Валерии Игоревне, что с прививкой они затянули не потому, что таково было желание Викентия Львовича, не стоило. Да, он не саботировал процесс, но и не форсировал его, привычно полагаясь на решение Вавочки. А та, напуганная слухами и домыслами, не спешила под ручку с супругом на пункт вакцинации.

– Говорят, что это заговор властей против простого народа, – пересказывала она услышанное во дворе или в метро. – Под видом полезной вакцины людям вводят вредный чип. Такую ма-аленькую штучку, которая потом включается – и все, ты сам себе не принадлежишь. Делаешь все, что тебе скажут, как марионетка.

– Мы так всю жизнь прожили, нам не страшно, Вавочка, – пытался успокоить жену Викентий Львович.

– Да что ты говоришь! – не принимала шутку Валерия Игоревна. – А ну как велят тебе с балкона прыгнуть? Или жену зарезать? Или вот… – Она искала глазами и находила тот или иной мохнатый хвост. – Кота на шапку пустить? Или собачку утопить? Тоже не страшно будет?

– Ну, собачку уже давно утопили, еще до нас, в девятнадцатом веке, – упорно шутил Викентий Львович, в то время как кот и пес таращили на хозяев изумленные обрисованными перспективами глаза. – А чипы… Ну, может, и есть они, кто же их знает. Давай немного подождем. Если увидим, что народ начал массово прыгать с балконов, значит, твои опасения не напрасны – прививка превращает людей в леммингов.

Они ждали и каких-то особых проявлений стадных действий не наблюдали, но общительная Вавочка приносила из булочной или с почты новый пугающий слух, отвращающий мирных граждан от прививки.

– Говорят, что вакцина препятствует не вирусу, а размножению! – рассказывала Валерия Игоревна. – Теперь, когда почти весь труд автоматизирован, мировому правительству ни к чему такое большое население, и прививка – это просто способ повлиять на демографическую ситуацию. Все, кто ее сделал, обречены на бесплодие. У них никогда уже не будет детей!

– И это нам не страшно, Вавочка, – напоминал Викентий Львович, теперь уже не шутя, а печалясь.

Единственный сын супругов погиб совсем молодым в автокатастрофе, а других детей они завести так и не смогли – не получилось.

– Но если мы пойдем прививаться, то как бы поддержим это преступление против человечества! – говорила Валерия Игоревна.