– Да, вот именно так оно и ощущалось, – уныло подтвердил Доктор.

Он сделал неимоверное усилие, чтобы сесть, но в итоге все-таки решил просто посмотреть на потолок. Это было так же мучительно, как и все остальное в мире. Девушка… Мула попыталась было ему помочь, но выглядела она точно так же ушибленной общей картиной бытия. Бедняжка, подумал Доктор… просто иди сюда и ляг рядом на пол – вместе мы подождем, пока потолок просто не возьмет и не упадет на нас плашмя…

– А что такое психошкала Ванталлы? – бессмысленно вопросил бессмысленный мальчишка.

– Шкала измерения психокинетической энергии. – Доктор вяло махнул на него рукой, надеясь, что он сейчас вспорхнет и улетит.

– Психо-чего?

О, боги. Неужели нельзя было приземлиться на планету со средним уровнем интеллекта на отметке «в целом удовлетворительно»? Я что, так много прошу?

– Это способность двигать физические предметы одной только силой разума, – пробормотал Доктор. – О ней известно не так уж много, но 5347,2 по шкале Ванталлы – это сила, способная передвинуть одну чайную чашку на расстояние в 5347,2 мили. Ну, или 5347,2 чайных чашки на расстояние в одну милю. Ну, или целый галлифрейский церемониальный обеденный сервиз на 25,462875 мили…

К-9 недовольно зажужжал. Последнюю цифру он мог оспорить. В галлифрейском чайном сервизе, начать с того, было 210 чашек, к тому же Доктор забыл положить ложки. Хозяин зажал ему пасть рукой и изо всех сил сосредоточился на потолке. Он и правда на удивление скверно себя чувствовал и нуждался в правильном триггере, чтобы снова запустить систему на привычные обороты. Однако на сей раз даже хорошо намазанные маслом солдаты и отваренные ровно три минуты яйца по какой-то необъяснимой причине не сработали.

– Праликс исчез! – неожиданно завопил старик. – Плакальщики забрали его! О, мой бедный внук!

А вот это сработало просто отлично! Доктор одним прыжком вскочил на ноги и хлопнул Балатона по плечу.

– Не волнуйся, старичок. Мы его найдем.

– Если он жив, – весьма некстати встрял Кимус, исторгнув у Балатона новый шквал стонов.

– Разумеется, он жив, – сверкнул улыбкой Доктор (хотя и слегка устало). – Есть идеи на тему, где зависают эти ребята?

Наверное, с оптимизмом он все-таки немного пересолил… а, ладно. Всеобщее внимание теперь было прочно приковано к нему, а Доктору только того и надо.

– Ну… нет, – признался Кимус. – Они как призраки. Просто приходят в город, а потом уходят. Все слишком напуганы, чтобы за ними следить.

– Все? Какие-такие все?

– Трусливое население этого города, – недобро оскалился Кимус.

– Хочешь сказать, ты-то не слишком испуган?

– Я – нет! Точно нет! – Кимус поспешно принял вызывающую позу.

– Понятно, – кивнул Доктор. – То есть ты так ни разу и не решился?

Кимус живо перестал глядеть миру прямо в глаза.

– Я решился! Я пойду за ними… вот прямо сегодня! Возьму и пойду.

Мула вскочила на ноги с выражением абсолютного обожания на лице.

– Я тоже пойду! – закричала она, очень мило подрезав на взлете Кимуса, который как раз собирался сказать, что, кажется, все таки не может, потому что обещал присматривать за Мулой. Зато Балатону уже хватило.

– Нет, Мула! Нет! Мы что, недостаточно потеряли сегодня? Праликс пропал, погиб, ничто уже не вернет его назад от Плакальщиков, да будут прокляты их мертвые души!

Он бессильно осел на кушетку и в первый раз жизни пожалел, что все подушки на ней бронзовые.

– Ты не понимаешь, Мула… Праликс мертв! Не удивлюсь, если его съели!

– Ничего он не мертв! – вмешался Доктор. – Они слишком хотели его заполучить, чтобы вот так взять и убить. Он им нужен. Я почувствовал это в психо-залпе – очень острая такая потребность… целеустремленность, желание отыскать смысл этой невыносимо тщетной жизни…

Последнего предложения Мула явно не услышала.

– Если Праликс жив, мы его найдем! Кимус и я!

Кимус посмотрел на нее не менее дико, чем дедушка Балатон.

– Нет! – снова завыл старик. – Не ходи за ним, Мула. Ты только сама погибнешь!

– Я должна пойти, дедушка!

Картина мира представлялась теперь Муле вполне определенной. Праликс, поняла она, был вовсе не вредный, эгоистичный лодырь… – ну, вернее, не только вредный, эгоистичный лодырь. В кои-то веки и ее тоже слушали, она тоже строила планы – и эту возможность она упускать не собиралась. К тому же было бы не слишком мудро дать Кимусу с головой ухнуть в одну из его великих идей. Нет, он был ей слишком небезразличен, и отпускать его на подвиги одного она не желала.

Балатон, разумеется, погрузился в эпический траур.

– Останься, Мула!!! Неужели недостаточно мне потерять сына, а потом еще и внука? Всего и осталось у меня, горемычного, что внучка! Неужто и этого суждено мне лишиться?

Разумеется, это лишь укрепило решимость Мулы.

– Только послушайте старика! – расхохотался Кимус, жестом приглашая воображаемую толпу последовать своему примеру. – Он боится, что некому будет холить его и лелеять, когда он совсем одряхлеет.

– Ох, Кимус! – вздохнула Мула. Умеет он все-таки быть язвой.

– Уважение, Кимус! Имей хоть какое-то уважение, – взмолился Балатон. – Ты понятия не имеешь, как это было. В давние времена…

Доктор молча поклялся себе никогда не отправляться ни с одним из них на долгую прогулку по сельской местности. И это еще до того, как Кимус разразился своей следующей речью.

– Уважение? Это к чему же? К целой жизни, проведенной исключительно на путях меньшего сопротивления? Да я к полпинте воды имею больше уважения, чем к тебе! Она хотя бы пресмыкаться не будет! Иди к черту со своим уважением и со своей старостью тоже!

Бог ты мой, подумал Доктор. Если вздумаете пригласить Кимуса на ужин, имейте в виду, вместо бутылки он принесет с собой пачку пропагандистских брошюрок и крайне утомительный список того, чего он ест и не ест.

– Хозяин, – напомнил о себе К-9.

Пес же вроде чего-то там хотел…

Доктор решил, пока не поздно, взять управление на себя. В данный момент комнатой, а там, возможно, и целым миром.

– Так, слушайте сюда, – начал он.

Он специально учился правильно говорить это первое «Так…».

– Вы собираетесь целый день стоять тут и орать друг на друга, или все-таки займемся поисками Праликса?

– Простите, – смутился Кимус. – Доктор, я с вами.

– А я нет, – Балатон решительно встал. – Я не желаю принимать никакого участия в этом безумии. И слышать ничего не хочу.

Он окинул собрание взглядом, в котором умудрился намешать в равной пропорции муку и презрение.