И только тогда, когда нас отправили в Россию, ну или на Украину, если точнее, отец Дорна пришел его проводить.

– И вот тогда, Нейл, я тебя возненавидел окончательно. Отец, оказывается, просматривал личные дела всех тех, кто будет со мной служить. И тогда он мне сказал то, что я помню слово в слово. Ты, Даг, сказал отец, – не приведи господь, серьезная заваруха, обосрешься. Есть у вас стоящие ребята, и он назвал мне троих, в том числе и тебя, Нейл. Эти, говорит, точно не сдадут. Я таких во Вьетнаме навидался, такие не продают. А ты – говно, твое счастье, если ты этого так и не поймешь.

Баба эта красная, мать ее. Ну вот кто я ей, а? Она же чуть себя не угробила, пока кровь из нее лилась, я же все видел. У нее в одном пальце мужества больше, чем во мне во всем. Ну что же тут такое, все герои собрались вокруг, один я трус. Правильно отец сказал, говно я и есть, сам струсил и товарищей положил, лучше бы тогда химера меня задрала.

Я сидел за рулем, крутил баранку, объезжая рытвины, и не мог понять, что же я должен ответить своему боевому товарищу. Дорн даже не плакал, он рыдал, потому что ему было очень, очень плохо. И я понял, что, пока худо Дорну, будет плохо и мне. А еще я понял, что кричит он про свою ненависть ко мне потому, что ему нужно, чтобы я пришел к нему на помощь. Ну вот что ему сказать-то? Сидит здоровый лоб, пятерней слезы размазывает по морде, как маленький, вон уже на пугало похож. Не такой уж он и трус, когда псевдогиганты повылазили, стрелял же вместе со всеми. А что побежал, когда химера Санни разорвала, так кто знает, как на его месте повел бы себя я? А скажи ему это, так еще хуже будет, посчитает, что я его утешаю.

– Даг, мы тут с тобой вдвоем в этой мясорубке выжили, так ведь? И можем друг другу доверять такое, чего родному брату не доверишь. Правильно?

Дорн, не понимая, к чему я, замолчал на полуслове. Вернее, на полувсхлипе.

– Я хочу тебе сказать кое-что, но это только между нами. Ты поклянешься никому больше не рассказывать?

Даг понемногу стал успокаиваться.

– Да, Алекс, как скажешь.

– Ты мне доверился, и я тоже хочу тебе кое-что рассказать. Если ты, Даг, хоть кому-нибудь расскажешь, то будешь подлым предателем и я до конца дней своих тебе руки не подам.

– Я не расскажу ничего, что причинило бы тебе боль. Я клянусь тебе в этом, Алекс.

– Тогда, когда химера напала на нас, я обмочился.

– Врешь. Ты это сейчас придумал.

– Знаешь, отчего эта тварь не бросилась на меня?

– Химера?

– Ага. Она ведь всех убила, кто оружие держал. Только проводник ее обманул, он мне сам рассказывал как, сложный способ, долго учиться надо. Я ведь сначала дал в нее очередь, но потом перестал, понял, что это без пользы. Она уже развернулась ко мне, чтобы убить, и тут я обоссался. Знаешь, она свои пасти гнусные раскрыла, с зубов какая-то слизь вонючая капает, а я оружие бросил, стою и ссу в штаны. Эта гадина улыбнулась так поганенько, отвернулась и к тебе попрыгала. Я думаю, она специально нас помучить перед смертью хотела, а про меня, видать, решила, что, раз уж этот ниггер до смерти напуган, пусть пока дозревает.

– Даже не знаю, верить тебе или нет.

– Даг, мы тут с тобой в такой заднице, что не знаем, будем ли живы через пять минут. Ты и я, так что, неужели я тебе врать буду? Форма на мне, видишь, капральская. У Марка была запасная, чистая, я ее взял, потому что с обмоченными штанами ходить хреново.

Дорн все еще переваривал сказанное. По крайней мере, реветь он перестал.

– И вот когда я ее из пулемета пластал, а она на меня лезла, я знаешь о чем думал?

– О чем? Думал, кто первый, ты или она?

– Нет. Ну то есть об этом тоже думал, но больше о том, что мне нельзя сейчас погибнуть. Вот найдут мой труп с мокрыми штанами, и что обо мне тогда подумают ребята? Надо, думаю, выжить, хотя бы для того, чтобы штаны поменять. Представляешь, какая дурь в голову лезла? Она меня в лоскуты вот-вот рвать начнет, а я о штанах.

Странное существо человек. Только что оба со страху с ума сходили, а сейчас сидим два дурака и ржем как сумасшедшие. А может быть, все не так уж и плохо?

Александр Федоров. Охотинспектор Климовского района

Жаль, что Старшой едет не с нами, хорошо бы сейчас с ним потрындеть. С этими-то дундуками разговаривать – только время терять. Бритва мне сначала понравился, а выходит-то, что он по большому счету продажной шкурой оказавши. Я его когда спросил, мол, паря, как ты к врагам в прислужники подался, так тот просто не понял, плечами пожал и в сторону отошел. Может, и не его в этом вина, если ни мать с отцом, ни школа не воспитали как надо. А кого сейчас нормально воспитывают? Даже моя пигалица, когда я у американцев отыскал одежку подходящую, отказалась флаг их поганый с рукава спороть. Красивый флажок, говорит. Нет, ну есть в голове у нее хоть что-нибудь или нет? Еще бы звезду Давида нацепила, курица безмозглая. Ох, что с девкой будет дальше? Хотя, конечно, чтобы оно, это дальше, у нас вообще появилось, отсюда надо еще выбраться. Хорошо еще сестра ее с зятем дома, до нашей деревни твари так и не добрались. Я ведь, пока Старшой в ментовке разбирался, успел дочери позвонить. Сидят там одни, с ума сходят, волнуются. Сказал, чтобы матери ничего не говорили, что младшую сам заберу. Забрать-то забрал, а ведь выбраться еще надо, дело-то не закончено. Вон зверюга двухголовая, которая американцев размотала, – посмотрел я на нее. Когтищи как у медведя, весит под три центнера, а следы ее на земле метров пятнадцать друг от друга. Эта какая силища-то у твари, если она такая прыгучая при ее-то весе? А уж дырок в ней накрутили буржуи – не счесть. Я такого крепкого на рану зверя даже представить себе не мог. Откуда эта нечисть полезла? Хотя сказал же президент наш – нахимичивши американцы что-то со своими исследованиями. А может, и специально, гадость нам подбросили, народец-то они известный. Я ведь внимательно слушал, что президент наш говорил. Сказано ведь – зона наших интересов. Чего сюда приперши? И ведь не с пустыми руками – вон сколько оружия приволокли. А с другой стороны, нам сейчас поспокойнее, да и отбиться, случись что, будет легче.

Негр вроде ничего, ну да ясно, негры у буржуев угнетаемый класс, на него можно рассчитывать. Раненый этот… дурища моя еще кровь свою ему отдала. Ну и на хрена, спрашивается? Хотя… Я ведь когда на него посмотрел, лежал он там с ногой разодранной, глаза выкативши, тоже жалостно стало. Живой ведь человек, мучается, нехорошо. Ему, может, генерал приказал, он и пошел. Может, и хорошо, что помогла ему Наташка.

Ох, не знаю, не знаю. Вопросов много, а ответов не видать. Узнать бы надо, какое у них тут было задание, да так, как бы незаметно. Может, тогда понятнее станет, что к чему. Американский джип моргнул стопарями, и я едва успел затормозить. Негр выскочил из машины, машет руками, что-то Старшому силится объяснить. Я пока вылез из уазика, Наташка уже побежала к американцам. Хорошо, что она по-ихнему немного кумекает.