Питерец развел руками:

– В кафедральном соборе я до сих пор не был. Потом, говорят, у вас есть храмы, построенные до вторжения Батыя, и даже не один. Еще хочется побывать на том месте, где зарезали несчастного князя Глеба.

– Ну, это и я смогу показать, тут нам Грачев не понадобится, – повеселел Руга.

– Значит, время у вас в праздник найдется?

– Вполне.

– Благодарю вас!

Лыков спустился вниз и двинул к бирже извозчиков у входа в Лопатинский сад. Он понял, что еще надо сделать на квартире Августы Мапететт. Она ведь была женщина довольно молодая, причем с соответствующими запросами. При обыске статский советник искал бумаги, объясняющие, кто мог ее убить. Но ведь там были и другие бумаги: счета, рецепты из аптеки, реклама, банковские выписки…

Через полчаса Алексей Николаевич вошел в знакомую гостиную и осмотрелся. Было тихо, никто не мешал сыщику делать обыск.

В воздухе висел тот недобрый запах убийства, который физически ощущается в таких местах. Но Лыков отмел его и приказал себе сфокусироваться на поисках. И начал, как водится, от двери к окну слева направо.

Методичный обыск – дело долгое, и у питерца ушло на него два с половиной часа. Он сложил добычу на столе и начал ее тщательно изучать. Итак… Многое о женщине говорит косметика, которой она пользуется. Верисгофенское торментиловое мыло ксендза Кнейппа от веснушек, прыщей и угрей, с этикетом. На этикете красовался портрет самого ксендза с благообразным скучным лицом. Модная новинка! Ольга Владимировна, жена сыщика, тоже пользовалась ею. Так же как и кремом от морщин «Метаморфоза». Никаких метаморфоз Алексей Николаевич на лице супруги не замечал, но благоразумно помалкивал. Косметика была дорогой и указывала на то, что, во-первых, кокотка была озабочена своей внешностью. А во-вторых, у нее имелись на это средства.

Особняком лежала палка черного фиксатуара. Это была вещь из мужского мира – не иначе ее оставил любовник.

Далее сыщик взялся за счета. Женщина-врач Зеленская-Дыхно выставила к оплате счет на двенадцать рублей, акушерка-массажистка Зельбст – на двадцать семь. Ого! На бланке Зельбст было указано, что она ездит по приглашению. Что странно, обе женщины принимали по одному адресу: Нижне-Никольская улица, дом Мозжакова.

Третий счет оказался от доктора Розенблата. Он принимал в доме Преображенской по Троицкому шоссе, возле Соборной лестницы. Место было престижное, и счет ему соответствовал: сорок девять рублей. Из бланка следовало, что Розенблат лечит венерические болезни. Вот бы влип Сергей, если бы успел добиться от бабы того, за чем он к ней прикатил!

Алексей Николаевич вспомнил, как они ехали втроем в одном поезде много дней. И однажды у них с Азвестопуло зашел разговор о соседке. Лыков сказал, что юбка на ней слишком короткая, уже на грани приличий. А Сергей возразил, что, наоборот, по его мнению, юбка слишком длинная. Разводка уже тогда ходила по краю: даты заявок, поданные в банк, начинались с мая прошлого года. Но ведь далеко не всех содержанок убивают! Что же такое она сделала, если ошибка стоила ей жизни? Украла шпионские бумаги? И потребовала, чтобы любовник женился на ней, иначе она отнесет их жандармам? Все может быть.

Последним сыщик изучил счет от портнихи. Та проживала на углу Кадетской и Одигитриевской, в доме Гумберта, бывшем Корта. Тоже не на краю города. Похоже, Мапететт выбирала лучших из лучших и не глядела на цены.

Лыков решил начать обход именно с портнихи. Вскоре он уже звонил в колокольчик. Портниху звали заковыристо: Христина Кфоржерон. Полная женщина лет пятидесяти, аккуратная, ухоженная… Увидев полицейский билет гостя, она сразу догадалась о причинах его визита.

– Если вы насчет Августы Евлампиевны, то напрасно тратите время, – заявила хозяйка. – Я ничего не знаю!

– Что именно вы не знаете? – попытался срезать женщину статский советник.

– Ни-че-го!

– Давайте сядем и поговорим, – примирительно предложил гость. – Я бы чаю попил…

Так он втянул портниху в нужный ему разговор. После второго стакана Христина стала поддаваться. На вопрос, кто оплачивал расходы заказчицы, ответила: элегантный господин, по разговору – поляк. А были ли задержки с оплатой? Да, были, особенно в последнее время. Августу Евлампиевну это раздражало? Еще как. Она ругалась трехэтажными словами и грозила, что уйдет от скупого друга. Но не уходила? Нет, держалась за него до последнего…

Затем Лыков расспросил врача и акушерку-массажистку, благо что обе женщины принимали в одном доме. Здесь разговор тоже задался не сразу. Но сыщику удалось выяснить, что госпожа Мапететт в июле прошлого года попросила акушерку о досрочном изгнании плода. Тут был тонкий момент. По закону преступный выкидыш карается тюрьмой. Поэтому массажистка сначала открещивалась от содеянного. Лыков убедил ее сознаться без протокола, обещая не заводить дела. И тогда госпожа Зельбст подтвердила, что сначала потчевала клиентку отваром донского можжевельника. Когда это не помогло, то прибегла к так называемым наружным средствам. А именно к массажу маточного дна через брюшные покровы. После выкидыша женщина долго лечилась, даже несколько месяцев не могла вести половую жизнь. Кто был ее постоянным другом? Какой-то пшек, о котором Августа отзывалась со все нараставшим раздражением.

Напоследок статский советник навестил доктора Розенблата. Тот оказался самым откровенным. Да, он пользовал Мапететт от гонореи. Подцепила она эту заразу от пана Зарако-Зараковского, оценщика земельного банка. Пришлось лечить обоих, да. В случае необходимости он готов дать показания хоть в кабинете следователя, хоть на суде.

Вроде бы Лыков не узнал ничего важного, что направило бы дознание в новое русло. Но уверенность, что он идет по правильному следу, укрепилась. Отношения между любовниками были сложные. Саврас не захотел ребенка, поделился с содержанкой срамной болезнью и стал ограничивать ее в тратах. А женщина между тем старела и начала терять привлекательность. Как она расценивала происходящее? Видимо, догадывалась, что пан Зараковский скоро найдет себе игрушку помоложе. И начала готовиться к этому, воруя у него компрометирующие бумаги. Но недооценила опасность, просчиталась, когда утащила вместе с банковскими бумажками шпионский документ. Тут любовник не выдержал и принял решение избавиться от шантажистки. Как раз появился Азвестопуло, который называл себя коммивояжером. Если свалить на него убийство, причем так, чтобы он попался с поличным, сыскная не будет особенно стараться. Бумаги им с Вячисом в спешке найти не удалось. Но, учитывая обстоятельства, это казалось неопасным. Подозреваемый сразу же стал обвиняемым, и других версий полиция не разрабатывала.

Лыков вернулся в сыскное отделение и, как только вошел, почуял неладное. Все четверо надзирателей сидели вдоль стены в ряд, с одинаково постными лицами. А начальник что-то им внушал. Увидев вошедшего, смоляне поднялись. Ткачев доложил срывающимся голосом:

– Ваше высокородие! Имею честь… короче говоря, вот. Курьер Иванов, бывший дворник Августы Мапететт, повесился на черной лестнице Окружного суда. Заведующий городским ломбардом господин Короновский скоропостижно скончался. А ссудная касса Левона Бодрецова сгорела.