– Неужто так плохо? – ужаснулся действительный статский советник.

– Дело пахнет керосином, и уже давно, – убежденно продолжил банкир. – Учет задолженностей русского землевладения впервые был произведен в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, сразу по окончании Крымской войны. Результаты оказались такими, что выдачу ссуд из казенных кредитных учреждений прекратили. К примеру, здесь, в Смоленской губернии, к тому времени было заложено и перезаложено семьдесят процентов всех имений! А после отмены крепостного права нужда в деньгах у помещиков только возросла. Например, чтобы нанимать для обработки земли крестьян, теперь свободных, выкупных платежей не хватало. В конце концов ссуды стали выдавать снова, но в размере не более пятидесяти процентов от стоимости имения. Когда появились частные банки, примерно с тысяча восемьсот семьдесят первого года, они начали активно вливать кредиты в сельское хозяйство. Количество заложенных земель резко выросло, хотя казалось, куда уж больше? Заемщиков спасали лишь высокие цены на хлеб и вывоз его за границу. В восемьдесят восьмом году учредили Государственный Дворянский земельный банк, начался новый рост задолженности и переход земли в другие руки. Тут и появились в Западном крае паны. Польское общество тогда, после двух неудавшихся восстаний и репрессий правительства, взяло курс на «создание материальной силы нации», как они это назвали. Там много придумали терминов: органический труд, работа у основ… Появились «угодовцы», то есть соглашатели. И скрытая полонизация Забранного края приняла организованные формы. Первой жертвой ее стали русские помещики. Земля уходила от них к панам.

– И вы как управляющий сразу в двух земельных банках видите все это, понимаете и поощряете? – сердито спросил Кобеко.

– А куда прикажете деваться, ваше превосходительство? – еще более сердито ответил Беланович. – Дать ссуду мужику? Зная, что он ее пропьет… Во вверенной вам губернии два процента земли казенные, а остальные поделены преимущественно между дворянскими и крестьянскими владениями. Двадцать процентов у первых, шестьдесят у вторых. Земли обладателей голубых кровей заложены-перезаложены, а деньги они тратят на поездки в Париж. Крестьянские хозяйства более живые, наша губерния лучше других в этом смысле. Мужики активно выделяются из общины на хутора и отруба, уже тридцать одна тысяча укрепила надельную землю в личную собственность. А это четырнадцать процентов всех хозяйств! Но, правду сказать, наделы небольшие… А владельческие хутора бывшей шляхты размерами побольше, они-то и есть самые успешные.

– Давайте подводить итог, а то уже двенадцатый час ночи, – предложил сыщик. – Заявки я вам вернул, вы уж сами проведите по ним внутреннее расследование, хорошо? Тем более фамилии, вы сказали, все вам знакомы. Будете отменять результаты аукционов?

– По совести, надо бы, – смутился финансист. – А по уму не стоит. Более подходящих и честных покупателей мы не найдем, их просто нет. Старых выгоним, а кто придет на их место?

– Полагаю, вы правы, – поддержал его губернатор. – Усильте контроль, сделайте так, чтобы мошенничества стали впредь невозможны. А ворошить прошлое какой смысл?

Беланович встал и протянул сыщику руку:

– Жду вас завтра у себя в Дворянском банке к пяти часам пополудни. Зарако-Зараковский в это время будет далеко. Банк уже закроется, все разойдутся, и мы с вами вдвоем посмотрим бумаги оценщика. Согласны?

– Спасибо, Василий Арсеньевич!

Утром следующего дня Лыков объявил надзирателям сыскного отделения, что подозреваемый поляк вот-вот уедет в длительную командировку. И тогда можно будет обыскать его вещи и навести негласно справки. А сейчас нужно активизировать поиск долговязого убийцы.

– Берем общую полицию и начинаем облаву, – предложил он. – Прочешем все темные места в один час. Пивные, бильярдные, публичные и секретные дома[36]. Парень у нас видный, тринадцати вершков росту, должны отыскать.

На этих словах Сапожников встал и сказал:

– Есть такой, как раз тринадцати.

– Где? – обрадовался статский советник. – Как вы его нашли?

– Ночью встретился со своим осведом, тот и рассказал. Живет орясина в гостинице «Крым» на Ново-Петербургской улице, по паспорту, чин чином. При деньгах. Часто уезжает куда-то, потом возвращается. Очень силен! Раз согнул пятак на глазах у моего человека. И говорит по-русски с акцентом.

– Давайте его брать, – загорелся питерец.

– У меня другое предложение, – спокойно осадил его надзиратель. – Нынче в полдень они вдвоем будут мыться в банях Сизова. Вот там и накроем парня. Голеньким.

Предложение единогласно одобрили. Куда он денется без штанов?

До ареста случилось еще кое-что. С вокзала привезли владельца ссудной кассы Бодрецова, которого подозревали в скупке пропавших у Мапететт драгоценностей. Тот возмущался, но как-то фальшиво… Лыков велел обыскать армянина и особое внимание обратить на имеющиеся при нем деньги.

Подозрительных вещей при задержанном не оказалось, а вот денег насчитали много – восемь тысяч шестьсот рублей.

– Откуда столько? – поинтересовался статский советник.

– Продал заклады. В Москве денег больше, туда и вожу в последнее время.

– Что продали в этот раз и кому?

Бодрецов замялся. Алексей Николаевич навис над ним:

– Соврать не получится, поедешь с нашим агентом обратно и покажешь. Это изумрудное колье с жемчугами и перстень с рубином?

– Да, – сразу сознался барыга. – Но в чем тут преступление? Я держу кассу ссуд, все законно.

– Законно, если не покупать заведомо краденное. А ты?

– Ваше высокородие, как отличить заведомо от не заведомо? Любой, кто занимается ссудами, вам скажет, что всякий раз точно выяснить это нет никакой возможности. Когда-нибудь да и нарвешься. Пришел детина ростом с жирафа, принес хорошие вещи. Вижу, что вроде бы они ему, что называется, не по чину. Но прогонишь его – он к другому скупщику пойдет. Прибытка не получишь. Я и соблазнился…

– Этот человек – убийца, а принесенные им вещи взяты с трупа!

Бодрецов закусил губу:

– Значит, их конфискуют?

– Конечно. Вдвоем с надзирателем дуйте в Москву, вернешь покупателю деньги, заберешь обратно драгоценности, мы отдадим их следователю.

– Вах! У меня три дома сгорели, касса сгорела, а теперь еще и деньги отдать? А жить я на что буду?

– А ну заткнись! – стукнул кулаком по столу Лыков. – Имущество у тебя застраховано, я узнавал. Сколько ты заплатил Вячису? Тысячи две, много три. Этих денег ты действительно лишишься, наказание тебе за то, что купил заведомо краденное.

Бодрецова увели, и пора было готовиться к аресту опасного человека. Бани Сизова стояли прямо на берегу Днепра, но местность вокруг была неустроенная. Дровяные склады, пакгаузы, хибары обывателей средней руки… Если Вячис вырвется наружу, ловить его будет трудно.