Этот англичанин, который вздумал купить работу Огородникова за бешеные деньги, по-моему, настоящий псих, сумасшедший. Потому что только ненормальному может это понравиться… Да, еще раз прошу, не пишите это в газету, а то если Огородников прочтет, начнет беситься и еще рассорится со мной.

— Хорошо, не буду, — пообещала я. — Но, насколько могу судить, вам и самому не слишком хочется продолжать с ним общение?

— Что верно, то верно, — согласился со мной Игорь Леонидович. — Однако Огородников — весьма влиятельная фигура среди художников Тарасова, и лучше с ним лишний раз не конфликтовать. Так я считаю.

Я подумала про себя, что, несмотря на заявления адвоката о таланте Вольдемара, относится к Огородникову он не так дружелюбно, как казалось раньше. Скорее всего, общается с Вольдемаром из-за того, что тот сейчас — знаменитость, и только. Теперь бы я не прочь услышать подробности о той вечеринке, после которой пропала картина, и выяснить, кому принадлежит найденная мною запонка.

— Да, вы рассказывали, что в последний раз встречались с Вольдемаром Огородниковым на фуршете в честь продажи его работы, — как будто вспомнила я. — Можете рассказать о празднике? Читателям нашей газеты интересно, как развлекается на торжествах тарасовская богема. О чем разговаривают, в каких нарядах приходят…

— Ой, да ничего особенного! — махнул рукой адвокат. — Это так называется — фуршет. А на деле обычная гулянка, не более того. Огородников устроил сабантуй исключительно для своих друзей, пригласил меня, Леночку Стрелкову и Сергея-философа, как мы его прозвали. Ну что там необычного? Встретились, сели за стол, закуски в тарелки разложили, разлили шампанское… Вольдемар сказал, что очень рад удачной сделке, точнее, она еще не состоялась, но договор был заключен. Предложил отпраздновать это событие. Леночка потом говорила, что Огородников — великолепный художник, замечательный человек, Сергей припомнил какой-то философский трактат… Ну а после — еда, питье, Леночка настояла на танцах, правда, танцевала она одна, а все остальные смотрели. Ближе к вечеру мы отправились в магазин еще за шампанским, но, как оказалось, лучше бы этого не делали — Леночка прилично набралась, и пришлось ее провожать до такси.

Мы с Вольдемаром посадили ее в машину, а время было позднее, полночь. Ну и я засобирался, пару кварталов мы прошли с Вольдемаром, разговаривали о живописи, как водится. Потом я пошел к себе домой — жена меня ждала, хоть и сказал ей, что поздно дома буду, она все равно рассердилась. Со мной-то она не пошла, с Ильей сидела, потому что ребенка одного оставлять дома мы не любим. А брать с собой мальчика тоже не вариант — что ему смотреть, как взрослые пьют да едят. Устанет, домой захочет плюс ко всему краской надышится. У Вольдемара ведь, сколько ни проветривай, запах масла и растворителя не уничтожишь, все вещи им пропитаны. Хоть из всех приглашенных я и был самым трезвым, Иринка, супруга моя, все равно обиделась, что так поздно пришел. Конечно, моя вина — я-то обещал раньше быть, да как-то незаметно время пролетело. Несмотря на то что я редко когда без жены выхожу в свет, она все равно обижается. Ревнует еще, вот к Лене стала ревновать, несмотря на то что та с Вольдемаром… Да что с них взять, с женщин — они такие. Надумают себе невесть что, а ты потом крайний…

— Да, это верно, — подтвердила я. — И все-таки фуршет в среде художников — вещь необычная. Дамы, точнее, дама в вечернем платье, мужчины — в костюмах да рубашках с запонками… Вольдемар рассказывал, что вы внимательно относитесь к своему внешнему виду и, как в былые времена, пользуетесь рубашками с запонками, верно?

Игорь Леонидович посмотрел на меня ничего не понимающим взглядом.

— Рубашки с запонками? — изумился он. — Почему вы так решили?

Я вытащила пакетик с найденной запонкой и протянула ее адвокату.

— Вот, вы обронили в квартире у Огородникова, — пояснила я. — Вольдемар попросил вам вернуть, поди, ищете пропажу.

Адвокат внимательно осмотрел аксессуар, повертел запонку в руках, а потом развел руками.

— Какая-то ошибка, — сказал он. — Вольдемар ошибся, уж рубашки с запонками я не носил никогда в жизни. Вообще, мне кажется, сейчас редко кто ими пользуется.

— Как это? — удивилась я. — Но я была уверена, что вы носите запонки! Они же показывают статус, престиж… А вы адвокат все-таки. Раз запонка не принадлежит Вольдемару, значит, она ваша!

— Странный вывод, — заметил Игорь Леонидович. — Но честно вам признаюсь, эту вещь я вижу впервые. Может, Сергею-философу она принадлежит? Или Лена хотела подарить Вольдемару запонки в честь его успеха, но одну потеряла, и поэтому преподнести подарок не удалось. Или вообще, может, запонку потерял кто-нибудь из гостей Огородникова? С чего вообще вы решили, что именно я обронил ее во время того раута?

— Сама не знаю… — Я изобразила растерянность. — Вроде подобные аксессуары подходят больше бизнесменам или политикам. А еще юристам, адвокатам, может, людям творческим…

— Если вам так не дает покоя эта вещица, спросите Лену, — посоветовал мне Трубнов. — Может, я прав оказался и она хотела подарить их Вольдемару? Хотя это только мое предположение… И я вообще не понимаю, что вы так из-за этой запонки беспокоитесь.

Да и не поймете, подумала я про себя. Для вас это — простая вещица, а для меня — улика, вот только кому она принадлежит, пока установить не удается.

— Да вещь-то хорошая, — пожала я плечами. — Вот и хочется отдать ее человеку, который потерял. С одной-то запонкой, что сделаешь? Пара нужна, поэтому вас и спрашиваю.

— Но это точно не мое, — снова повторил Трубнов. — Правда, спросите Лену. С нее станется — купить подарок и не подарить его из-за забывчивости или неловкости.

— Пожалуй, так и поступлю, — кивнула я.

Неожиданно в дверь постучали, Игорь Леонидович недовольно встал со стула и громко проговорил:

— Да, что такое?

— Игорь, ты скоро закончишь? — услышала я женский голос. — У меня все готово, постарайся побыстрее, суп остынет!

— Ирин, я занят! — без всякого раздражения, но твердо проговорил Трубнов. А вот жена его, напротив, выказывала недовольство:

— Как хочешь, конечно, но второй раз я разогревать не буду! И вообще, можешь курить свою трубку поменьше? Уже во всей квартире чад стоит, хоть о ребенке подумай! На меня-то тебе наплевать, сына бы не травил!

Игорь Леонидович открыл дверь и сказал, обращаясь к жене:

— Ириш, а можешь не решать семейные проблемы при посторонних людях? Ко мне журналистка приехала, из газеты. А ты при незнакомом человеке на меня кричишь. Кому это понравится?

Я увидела супругу Трубнова. Довольно миловидная, стройная женщина — непонятно, сколько ей, так как ухаживает она за собой весьма тщательно, — однако все портил разгневанный, сердитый вид. Губы поджаты, глаза мечут молнии. Видимо, совсем она изводит своего мужа, хотя тот держится, старается.

Несмотря на то что недавно Ирина возилась у плиты, она была одета в стильное платье, видимо, домашнее, которое едва прикрывало колени и выгодно подчеркивало изгибы точеной фигуры. Под такой характер больше подходит образ тетки в цветастом бесформенном халате и с волосами, закрученными на бигуди, но никак не ослепительной красотки. Однако мне ясно дали понять, что сейчас в этом доме я — лишняя, поэтому я торопливо начала собираться.