По замыслу Ламотт, чтобы не засветиться с продажей колье, его нужно расчленить на камни, и отдельные драгоценные бриллианты продать парижским ювелирам, а чтобы их скорее купили, продавать по сниженной цене. План вроде бы замечательный. Но когда Рето де Вийет отправился продавать бриллианты в ювелирные лавки и предложил заниженную цену, это насторожило опасливых ювелиров, боящихся иметь дело с ворованными драгоценностями, и один из них отправился в полицию и заявил, что некий Рето де Вийет предлагает ювелирам купить очень дорогие бриллианты за очень низкую цену. Он просил проверить, откуда у этого Рето столь дорогие бриллианты. Вызванный в полицию Рето, хоть и трясясь от страха, но дал вполне удовлетворительное объяснение: эти бриллианты он получил с поручением их срочно продать от графини Валуа де Ламотт. А кто в Париже не знает графиню Валуа де Ламотт? Это объяснение полностью успокоило министра полиции, и Рето отпустили домой. И тогда Ламотт, поняв, что в Париже продавать бриллианты опасно, отправила своего мужа Никола в Лондон. Расчёт оказался правильным: Никола удалось выгодно продать весь товар за более высокую цену, чем предполагалось, и шайка стала торжествовать победу.

Удача просто опьянила супругов де Ламотт. Они смело и нагло стали демонстрировать своё богатство перед обществом. В их резиденции Бар-сюр-Об, куда они привезли на десятках подвод груды накупленных всяких ценных товаров, среди которых шикарная одежда, гобелены, ковры, бронзовая и серебряная посуда и даже багрового цвета альковный бархатный балдахин, почти ежедневно стали утраиваться пиры и разные празднества, а гостей стали обслуживать лакеи в великолепных ливреях и даже слуга негр, особенно шикарно одетый и заметный среди слуг.

У мадам Ламотт появилась жемчужно-серая лакированная карета-берлина, обитая изнутри белым сукном, запряжённая четверкой великолепных лошадей, карета с гербом Валуа и девизом: «От короля, моего прародителя, — имя и лилии», вызывающая восхищение и зависть. На парижскую аристократию это великолепие произвело ошеломляющее впечатление, и её представители стали теперь почитать за честь принять участие в непрерывных празднествах в Бар-сюр-Об. Разумеется, гости садились и за ломберные столы, где хозяева с улыбкой и весьма учтиво обирали их, обыгрывая через подставных картёжных шулеров, так называемых «секретарей».

А время идёт, 1 августа уже не за горами, но Ламотт не боится никого и ничего. Она знает, что, обнаружив обман, Роган не будет возбуждать дела, чтобы не показаться в свете болваном, а потому, как миленький, расплатится за колье из своего кармана.

А между тем Роган, уверенный в том, что королева получила колье, удивлён, что она его не надевает. На официальных приёмах она проходит мимо кардинала, не удостоив его, как это было и прежде, даже взглядом, и он не получает от неё никаких сигналов благодарности: ни жеста, ни кивка головы, ни тем более слова, обращенного к нему. На вопрос к Ламотт, почему королева не носит бриллиантового колье, находчивая аферистка отвечает, что королева не может надевать ещё не оплаченную вещь, то есть ей ещё не принадлежащую. С приближением 1 августа, дня выплаты первого взноса — 400 тысяч ливров, Ламотт, как посредница в сделке, решает получить отсрочку. Она заявляет ювелирам, что королева считает цену за колье завышенной и просит снизить её на 200 тысяч ливров. Она рассчитывает, что, пока вопрос этот будет обсуждаться, протянется время. Но неожиданно для неё ювелиры, которые действительно завысили цену, а теперь находятся в финансовом цейтноте, соглашаются не на отсрочку платежа, а на уступку в цене. Ювелиры Бассанж и Бомер 12 июля передают непосредственно в руки королевы записку, в которой изъявляют своё согласие на снижение цены на 200 тысяч ливров. Мария Антуанетта, прочитав записку, написанную верноподданнически витиевато и с расчётом, что она в курсе дела, ничего не поняла, по своей ветреной привычке не стала вникать в дело, ей непонятное, и бросила эту записку в горящий камин. Она ничего не знала об этой афере с колье. Ничего не знали о том, что творят мошенники за спиной королевы, и обе фаворитки — Ламбаль и Полиньяк.

Наступило 1 августа 1785 года, и ювелиры предъявили посреднице счёт к оплате. И тогда бесстрашная и наглая Ламотт объявила ювелирам, что договор фальшивый, сфабрикован мошенниками, и если они хотят получить деньги, то надо обратиться к кардиналу Рогану, он богат и в состоянии оплатить один миллион двести тысяч ливров. Потрясённые этой новостью, Бассанж и Бомер всё же не впадают в панику: раз колье у королевы, то она или оплатит его, или его вернёт. Ведь они уже не раз имели с ней дело. Бомер едет в Версаль, получает аудиенцию у королевы, и тут всё проясняется: Мария Антуанетта никакого колье не получала, она вне себя и требует, чтобы этот бессовестный и дерзкий обман за её спиной и под её именем был разоблачён, мошенники найдены и строго наказаны.

Громкий скандал с привлечением множества лиц никогда никому не помогал, напротив, возбуждал умы против того, кто такой скандал затеял. Именно это и случилось с Марией Антуанеттой, которая потребовала разбирательства и суда, забыв, как давно уже она стала мишенью для всяких инсинуаций, наговоров, сплетен, непристойных стишков, литографических карикатур, в которых она изображалась обнаженная, в непристойных позах, например, раскинутая навзничь на вершине пирамиды из голых тел её фавориток и приближённых, повёрнутых к зрителю обширными задами. Иногда королеву представляли в порнографических рисунках с различными кавалерами, любовниками-фаворитами. Прежде она всё это игнорировала: как бы не замечая, величественно проходила мимо, гордо, по-королевски не обращая внимания на весь этот порочащий её шум. Но в связи с разбирательствами и судом на фоне предшествующей вылитой на королеву грязи вся свора недоброжелателей кинулась на неё с обвинением, что она участвовала в похищении колье, потому что она порочная женщина и способна на всё. В такой атмосфере ненависти к королеве де Ламотт быстро овладела ситуацией, прикинулась пострадавшей в этой афере, якобы затеянной королевой, своё посредничество объяснила желанием помочь подруге по своим альковным с ней делам. Обеляя себя перед судьями, де Ламотт всячески чернила Марию Антуанетту, называя её развратной и приписывая ей 35 любовников, в том числе Рогана, на которого королева на самом-то деле всегда смотрела только с презрением. На суде явно демонстрировалось крайнее неуважение к королеве Марии Антуанетте и её супругу Людовику XVI, который, хоть и не виноват, но почему-то ничего не видел, что творит его жена. Это неуважение росло и зажигало толпу, вовлекая в ненависть к королю и особенно к королеве всё более и более граждан.

Признав де Ламотт виновной, суд, однако, не выступил в защиту королевы, и по окончании процесса её непричастность к делу о похищении колье осталась под большим вопросом.

Жанна де Ламотт, возглавившая на суде общее неуважение и даже презрение к королевской чете, выглядела как разоблачительница разврата и мошенничества, царящего у престола. И тем самым вызвала у многих людей сочувствие к себе. И всё же судьи парламента, рассмотрев дело в накалённой атмосфере борьбы двух партий — королевской и антикоролевской, — вынесли приговор: кардинала Рогана оправдать, так как он не обманщик, а был сам обманут; его друга Калиостро оправдать безоговорочно; маленькую модистку из Пале-Рояля, сыгравшую в саду на свидании с Роганом роль Марии Антуанетты, ввиду того, что она не понимала того, что она делает, тоже оправдать; сообщников Ламотт выслать из страны, а мошенницу Ламотт признать виновной, сечь плетьми, заклеймить буквой «V» (voleuse — «воровка») и пожизненно заточить в тюрьме Сальпетриер.