Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С той стороны конвой побойчее, поорганизованнее. Раиса три раза была замужем, и все три мужа, наверное, всё еще бегут по России вприпрыжку! И оглядываясь – нет ли погони? Пять лет назад выступали мы с ней в одном ДК. На первом этаже в фойе – выставка детских рисунков. Прошла она вдоль галереи, как командир перед строем, сняла вдруг со стены рисунок и сказала: «Вот его я возьму!» Дала изумленной заведующей сто рублей, наставительно произнеся: «Отдайте девочке, пусть купит себе чего-нибудь вкусного!» Автором была девочка одиннадцати лет, что изображено – не помню, что-то в бордово-красных тонах.
Д., очарованный собой и Настей, вышагивал беспечно, Гена – бесстрашно. Они уже заметили друг друга… Я покосился на «Ауди». В очах девушки застыл ужас. В глазах сидящего за рулем горел огонь радостной злобы. Еще несколько секунд, и противники сойдутся, фальшивый гусар струсит и сбежит, явив публично свою жалкую сущность. И тот, который за рулем, покажет глупой несмышленой спутнице – кто она ему: сестра, дочь, невеста? – что это ничтожество ей не пара! Его надо забыть, выбросить из сердца, посмеяться над ним – червяком, мразью!
Да, некоторым надо показывать, чтоб видели, чтоб не обольщались! А кое-кто сам себя показывает, не задумываясь и бахвалясь. На Высших театральных курсах, где обучались взрослые дяди и тети – режиссеры и драматурги, одной-единственной науке: как остаться в Москве и прорасти здесь корнями, хотя им читали много интересных лекций. Психологию читал увлеченный человек и, увлекшись, поведал, что работая в ЛТП, писал диссертацию, а для этого – ставил опыты над безответными алкоголиками, которые думали, что их лечат. И опыты очень болезненные. Помнится, творческие работники оценили его находчивость понимающим подхихикиванием.
Икс Игрекович опять посмотрел на меня и, прочитав согласие, поднял мобильник…
– Сцена меняется, – сказал он властно. – Вы подходите к противнику, говорите: «Простите, я был не прав! Приношу свои извинения!»
– Теперь нас точно убьют! – пробормотал я облегченно. И подсказал (вечно суюсь не в свое!): – Пусть обнимутся, на мосту это будет эффектно!
Икс Игрекович, не в угоду самолюбию и ущерб делу, как другие режиссеры, отметающие, даже не дослушав, советы, быстро добавил:
– Пожмите руку и… обнимите!
– Понял! – отозвался продажный талант.
И, широко распахнув объятия, двинулся навстречу. И она – состоялась. И если, глядя минуту назад на подходящих Настю и Д., я вспомнил «Мужчину и женщину» Клода Лелюша – по четыре часа стояли люди в очереди в кинотеатр «Мир», где почему-то в единственном экземпляре демонстрировалась эта лента; то, когда обнялись наши дуэлянты – «Встречу на Эльбе»!
– Кретины! – любуясь праздничной сценой, похвалил неизвестно кого режиссер.
– Значит, ящик все-таки не нужен! – понял водитель.
И мы с Икс Игрековичем захохотали. Я укатывался, размазывая по щекам слезы, и… по писательской привычке все подмечать, думал, что так, взахлеб, не хохотал очень-очень давно. И что свойства смеха еще не вполне изучены учеными, и, возможно, именно в смехе…
Эдик открыл дверь, посмотрел удрученно и сказал:
– Наверное, у вас денег много!
Я оглянулся на «Ауди», но – что это?! В глазах девушки был гнев! А у мужика… с таким выражением в глазах из супермаркета выходят пенсионеры, соображая: обсчитали их или нет? Не все, конечно, многие вообще в супермаркеты на ходят, только на рынок… Ах, какая же я сволочь! Лет пять назад повадился на рынке обрезь покупать для пса, ловил недобрые, обиженные взгляды, стоящих поодаль старушек, и только потом дошло: они ж эту обрезь себе для еды покупали!
«Ауди», рванув как с цепи, умчалась.
– Он, конечно, приличный мудак, – сказал я про несостоявшегося дуэлянта, – но пускай разбираются сами.
– А кто из нас в молодости не был… чудаком? – философски произнес режиссер.
– Глядя на вас обоих, я охотно верю, – согласился Эдик. И закричал в сторону моста: – Ну, что вы там, долго ждать?!
Ждать пришлось недолго. Настя, порхая, увлекла артиста к «Лексусу». Эдик, потыкав в мобильник, указал водителю «Лексуса»: «Толик, принимай гостей. Отвезешь их, и – свободен!» Залез на свое командирское место и затих.
– Эдик, не расстраивайся!.. – начал было я.
– А-а!.. – отмахнулся он, не оборачиваясь.
Режиссер благоразумно помалкивал. Подошли участники. Экс-дуэлист Гена был сдержан, как и подобает солисту. Раиса, только влезла в «Газель», стала сразу звонить: «Что делаете? Там в холодильнике… подогрейте. Без меня не выходите, я скоро буду…» Другие участники розыгрыша тоже заняли места в самодвижущейся тележке. Эдик пропаще махнул водителю: «Давай!», и мы поехали дальше… каждый в свою жизнь.
Прошло три дня. Я был на балконе – поливал сорняки. Откуда-то залетели семена в цветочный горшок, выставленный мною на балкон, после того как в нем засох паутинистый колючий цветок – наверное, я его залил – я же добренький, щедренький, все думал: мало ему, и – загубил. Выставил горшок с землей на балкон и – стал обладателем сорняков, чьи предки растут девятью этажами ниже и где их ретиво скашивает каждую неделю тихий, как тень, человек в оранжевом жилете, а у меня они развольготнились. Я углядел в этом глубокий смысл и регулярно поливал, соразмеряя их рост с необходимым количеством влаги, непомерно увеличивая ее, но сорнякам это шло лишь на пользу.
Прошло три дня, и позвонил Эдик.
– Как жизнь? – спросил прицеливаясь. – Чем занимаешься?
– Я поил моих зелененьких друзей. Причем заметь: верных и молчаливых.
– Понял, – сказал Эдик, – ты считал доллары.
Я опешил. Если он всерьез – значит, считает меня за полного дурака.
– Звонил заказчик, – сказал Эдик.
– И?..
– И… весьма доволен таким оригинальным решением вопроса.
– Чем он доволен? – не врубился я.
– Нашим оригинальным решением вопроса…
– Вы извините, Эдуард Наумович, я с годами стал слаб на ухо: каким, на хрен, вопросом он доволен?
– Его дочь, увидев Д. вместе с Настей, взбесилась и теперь ненавидит его больше, чем планировалось! В общем, как говорится, все довольны, все смеются!
– Икс Игрекович тоже?
– А вот здесь хуже – старик впал в депрессию. Ты должен помочь, у вас, я заметил, был контакт…
Из магазина пришла жена, и Мартышка громко залаяла, поощряемая хозяйкой. «Ну, она радуется!» – пятнадцатый год объясняет жена, особенно в два часа ночи. Я делаю страшные глаза, скалю зубы и замахиваюсь, чтоб собачонка заткнулась и не будила соседей. И в глазах собаки, жены и в своих собственных выгляжу идиотом.
– Ты слышишь лай? – спросил я.
– Да, а что?
– Это пришла милиция. Хотят привлечь за кражу времени…