На следующий день под непрекращающимся дождем инá поехала со мной на скутере Ляо назад в селение. Но все было не так, селение исчезло. На его месте разлилась желтая вода, и домов не было видно. Большая вода даже снесла дамбу справа, поэтому в новых зданиях, построенных поблизости, залило подвалы, все затопило, и вода до сих пор не ушла. Воде вообще все равно, ты коренной житель или китаец. Полиция выставила оцепление, никому не разрешали пройти. Дождь был настолько сильным, что поисково-спасательная операция началась только на третий день. Одно тело за другим находили в каменных расщелинах и в грязи, они были разбиты, все переломаны и обезображены до неузнаваемости. Я и инá потихоньку шли вперед, она закрывала мне глаза рукой, но между пальцами были щелочки. Сквозь них я увидела раздувшееся тело в одежде Паука, ноги были отломаны, оно стало коротким. Но плечи были целы, я их узнала, хотя я никогда не дотрагивалась, но знала их очень-очень хорошо. В тот момент кровь у меня стала как лед, как будто мое сердце съели насекомые. Я все плакала и плакала, но тихо, без голоса.

Потом дождь все так же лил и лил, люди из селения, как вспомнят, говорят, что десять дней подряд лил. Инá не проронила ни одной слезы, все шла вдоль берега и говорила мне:

– Хафáй, Хафáй, пойдем вниз по течению. – Все равно что упертый горный кабан, еще внимательнее, чем спасатели, проверяя расщелины между камней в русле реки и разные более ровные места. Она помогла спасателям найти еще три трупа. Там были только трупы, живых не осталось. В тот день все, кто остался в селении, превратились в мертвецов, но среди них не было Ляо. Инá сказала, что он не был родом из селения, поэтому, наверное, его унесло в другое место. Она все шла, все шла, а я еле переводила дух, говоря ей: не надо дальше идти, не надо дальше идти! Тогда инá попросила у спасателей палатку и оставила меня там спать, а сама пошла дальше, пришла спать очень поздно. Проснувшись рано утром, она мне сказала:

– Хафáй, Хафáй, пойдем вниз по течению.

Я помню, что была семнадцатая ночь после сильного дождя. Инá проснулась посреди ночи и вышла на улицу. Я почувствовала, как она просыпается, и тоже проснулась, а потом как будто смутно услышала, что она с кем-то разговаривает. Но было уже так поздно, кого можно было встретить в таком месте? Я набралась смелости, приподняла уголок палатки и выглянула наружу – я увидела, что перед ней стоял какой-то человек. Он был очень высокий, хотя было плохо видно, но мне показалось, что это был молодой человек, похожий и на человека средних лет, и чуть-чуть на юношу. Он менялся, как тень: то увеличивался, то уменьшался. Я услышала, как они вдвоем о чем-то разговаривают. На мгновение я встретилась с ним глазами, и глаза эти, как бы сказать… Ну, я не могу объяснить, это все равно как если бы одновременно тебя увидели тигр, бабочка, дерево и облако. Я знаю, это звучит очень странно.

Я поскорее вернулась на прежнее место и притворилась спящей, а все мысли только о глазах того человека. Потом услышала, как инá залезла в палатку и стала плакать. За все эти дни она плакала первый раз. Я села и спросила ее, что случилось, она ответила:

– Кавáс разговаривал со мной, пойдем.

Кавáс значит дух предков на языке амúс. Инá сказала:

– Я знаю, где он.

Инá взяла меня за руку и повела за собой. Сначала мы перешли вброд речку, воды было по пояс, а потом запрыгнули на большой камень, перепрыгнули на другой. В тот день луна светила не слишком ярко, но можно было видеть очертания камней. Если бы тогда нас кто-нибудь увидел, то решил бы, что мы два призрака. Инá прыгала в темноте без раздумий, без колебаний, с такой решительностью, как будто у нее глаза летучей белки.

Примерно на рассвете инá остановилась на огромном камне, глядя на черную-черную глубокую заводь, и вдруг прыгнула туда. Я перепугалась, ее черные волосы были разбросаны по воде и тонули, совсем как живые, а юбка распахнулась под водой белым цветком. Я плакала, стоя на камне, и ждала. Вдруг я почувствовала, что по спине прошел холодок, оказывается, опять пошел дождь. Капельки дождя скатывались по шее к спине. Насколько я сейчас помню, в тот момент вода в реке текла совсем бесшумно. Не знаю, сколько прошло времени, пока цветок юбки засосало в темноту, и в следующее мгновение я увидела, как из воды появились черные волосы. Инá с полузакрытыми глазами, переводя дух, произнесла:

– Я…уви… дела… лицо Ляо.

Инá сказала, чтобы я по рации, которую нам дали спасатели, сообщила им, и вскоре они пришли. Спасатели, слушая, что говорит им инá, выловили из воды тело Ляо. Оказывается, он застрял между камнями на дне заводи. К тому времени, когда спасатели вытащили его тело, оно так распухло, прямо как огромный горный кабан.

Инá спросила меня:

– Время, сколько сейчас? – Она забыла, что часов у меня не было.

Я посмотрела на часы, нарисованные на запястье, они показывали шесть десять, и я так и сказала ей, шесть десять. Я всегда буду помнить: в то время на небе было белым-бело, а по долине стелился туман… До сих пор, когда я тебе об этом рассказываю, у меня такое чувство, что глаза не видят как следует, правда. Я думала, что это туман, но это был песок. Как только дождь прекратился и выглянуло солнце, земля превратилась в песок, который я принимала за туман. Когда мы вошли в него, он царапал лицо. Инá молча пошла к берегу, я не поспевала за ней, какое-то время вообще потеряла ее из виду, и мне показалось, что только я одна осталась на свете.

Алиса сделала глоток кофе. Чашка стала пустой. Она глядела на Хафáй, и вдруг подумала, что ей наконец-то стали понятны некоторые места в романах, которые она читала прежде. Хафáй подошла к барной стойке, налила ей еще чашку кофе, задумалась, и забрала чашку обратно со словами:

– Много кофе пить вредно, давай налью тебе вина.

Шутка Хафáй вызвала у Алисы горькую улыбку.

Хафáй сказала:

– Я еще думала, почему инá, покидая селение, ничего с собой не взяла. Наверное, она оставила всё то, что любила, потому что думала, что так безопаснее. С того дня я поняла, что можно любить того, кто бьет тебя с утра до вечера. – Эту фразу, может быть, Хафай сказала себе, как вывод, следующий из воспоминаний о матери.

Алиса кивнула головой в знак согласия. Она совсем не была согласна с этой фразой, сказанной Хафáй, но выразила согласие своим собственным мыслям о человеческой природе. Они заключались в том, что жизнь не позволяет тебе иметь собственные мысли об этом. Очень часто бывает, что тебе остается только принять это как данность, как будто заходишь в ресторан, где все блюда уже заказаны твоим начальником. Алиса склонила голову и первый раз взглянула на ноги Хафáй. Обычно Хафáй носила кроссовки или ботинки, но сегодня она разбудила Хафáй посреди ночи, и теперь на ней были босоножки, и виднелись большие пальцы – они были раздвоенными, то есть на обеих ногах Хафáй было по два больших пальца чуть меньше обычного размера. Пытаясь избежать смущения от того, что ее взгляд остановился на больших пальцах Хафáй, Алиса подняла голову и посмотрела в окно. Стекло облепили мотыльки, у многих из них на крыльях был узор в виде глазок, больших и маленьких, будто смотрящих на что-то.