Около тысячи человек оставалось в двух гетто Новогрудка, квалифицированные мастеровые — в здании суда, а чернорабочие — в Перешике. Более трех тысяч евреев было собрано в гетто Лиды, где повсюду висели немецкие листовки, обещавшие вознаграждение в 10 000 рейхсмарок любому, кто окажет содействие в поимке братьев Бельских.

После массовых казней предыдущей весны полиция в Лиде пополнилась новыми сотрудниками, а юденрат был реформирован. Под руководством двух членов юденрата, инженера Альтмана и торговца Альпенштайна, были расширены рабочие мастерские. Оба верили, что немцы не хотят убивать квалифицированных рабочих, — а те трудились из последних сил, чтобы избежать смерти во рвах. В плотницкой мастерили игрушки для детей нацистов, ремесленники соорудили железную дорогу для отпрысков окружного комиссара Германа Ганвега — очень похожую на настоящую. Кожевенники изготавливали пояса, сумочки, кошельки для жен оккупантов. Ганвег часто говорил Альтману и Альпенштайну о том, как он доволен продукцией евреев.

— Ничего плохо не случится с вами, даже если всех евреев в других гетто уничтожат, — сказал он. — Здесь вы останетесь в живых.

Однако не все в это верили. Некоторые молодые люди пытались приобрести оружие, зачастую путем тайного обмена с крестьянами. Поврежденное оружие восстанавливали в ремонтной мастерской, прямо под носом у сотрудников окружного комиссариата. Время от времени из гетто случались побеги, но большинство его обитателей по-прежнему колебалось — на них влияли рассказы о евреях, которых заманили в засаду русские партизаны или выдали немцам местные жители. К тому же наметилось относительное послабление порядков — два самых жестоких фашиста, Рудольф Вернер, который любил натравливать свою немецкую овчарку на евреев, и заместитель окружного комиссара Леопольд Виндиш, организатор массовых расстрелов в мае 1942 года, были переведены на новое место службы: Вернер в Эстонию, а Виндиша отправили в Ригу.

Евреи из Новогрудских гетто даже такого облегчения, сколь ничтожным оно ни было, не испытали. Персонал окружного комиссариата, особенно свирепый юденреферент Рейтер, принуждал изможденных рабочих наращивать объемы производства. Людей убивали в буквальном смысле ради забавы — так, например, охранник выстрелил в человека, который однажды поздно вечером имел несчастье закурить, — избрав своей мишенью оранжевый огонек сигареты. Правда, этому еврею повезло, и он выжил.

Немцы жестоко расправлялись с теми, кто помогал евреям. В начале зимы они убили польскую пару, за содействие беглецам из гетто, — мужа и жену Бобровских. Их расстреляли, дом сожгли, а шестерых их детей отправили в концентрационный лагерь. Тогда же был убит младший брат Константина Козловского — Иван. Будучи полицейским в Новогрудке, он помогал евреям бежать из гетто, был связным между гетто и братьями Бельскими. Незадолго до гибели он почувствовал, что его раскрыли, попытался бежать в леса к партизанам, но его поймали и расстреляли, а тело сожгли в сарае.

4 февраля 1943 года, спустя несколько дней после того, как кровопролитная битва за Сталинград завершилась поражением немцев, Вильгельм Трауб решил, что он больше не нуждается в услугах евреев из гетто Перешика, и все население гетто, около четырехсот евреев, было расстреляно в Литовке, недалеко от места массовой казни 7 августа 1942 года.

В тот же вечер юденреферент Рейтер посетил второе Новогрудское гетто, в котором еще оставалось около шестисот евреев, и объявил, что жители Перешика были убиты, потому что не выполняли трудовые нормы. «Они ни на что не годились», — заявил он.

Битва под Сталинградом ознаменовала поворот в войне. Немцы потеряли более ста тысяч солдат во время этой кампании и перестали казаться несокрушимыми. Необычайная отвага защитников Сталинграда вернула русским былую гордость. Возрожденная Красная армия стремилась как можно скорее отбросить врага назад, к западу. Но немцы еще не были побеждены; они по-прежнему держали под своим контролем изрядную часть советской территории.

Ситуация в Северной Африке также изменилась в пользу союзников. В январе 8-я британская армия взяла Триполи, затем продвинулась в Тунис. Тяжелые бои велись в Тихом океане. Американские войска после шести месяцев изнурительных сражений сумели наконец в феврале 1943 года одолеть японцев на острове Гуадалканал. Для американцев это была одна из самых тяжелых битв Второй мировой войны.

То, что немцы и их союзники терпели неудачи на фронте, не мешало им продолжать уничтожать евреев, даже наоборот, эта «работа» сделалась для них едва ли не приоритетной. Немцы, например, выделяли дополнительные поезда для транспортировки евреев в газовые камеры, несмотря на то что их не хватало на фронте. 20 января 1943 года Генрих Гиммлер отправил министру транспорта свое знаменитое письмо. «Я очень хорошо знаю, какая сейчас непростая ситуация для наших железных дорог и какие требования вам постоянно предъявляют, — писал он. — И все равно я должен обратиться к вам со следующей просьбой: помогите мне получить дополнительные поезда».

К весне 1943 года группа Бельских, скрывавшаяся в двух лесах Забелова и Перелаза, включала около трех сотен евреев. Отряд постепенно превращался в общину — в оккупированной нацистами Европе это было одно из немногих мест, где евреи жили в некотором подобии свободы.

С целью размещения растущего населения общины были построены дополнительные землянки. Самой уютной оказалась та, которую выстроила группа из Абелькевичей во главе с Кесслером. Здесь имелись даже теплые одеяла и перьевые подушки — вещи совершенно невероятные в непроходимых лесах. Землянки были так хорошо замаскированы, что никто из новичков не мог найти их с первого раза.

Рядом с землянкой, когда не грозила явная опасность, горели костры, на которых готовили еду. Картошка, основной продукт лесного рациона, пеклась на углях и съедалась, если это был удачный день, с солью. Суп обычно варился в большой кастрюле. У костров иззябшие люди спасались от зимнего холода, но зачастую лучшим и единственным средством от жестоких простуд был самогон.

Сами братья понемногу отдалялись от основной массы населения лагеря, превращаясь в олицетворение абсолютной власти. На беженцев — особенно после жизни в гетто — эти мужчины в буденовках, с автоматами за плечами производили неизгладимое впечатление. «Можно было подумать, что это был сам Сталин со своими помощниками, — рассказывал Айк Бернштейн, один из бойцов отряда. — Земля дрожала под их ногами».

Особое положение Тувьи в общине отнюдь не означало для него пренебрежения обязанностями по отношению к самым слабым ее членам. Он взял себе за правило посещать все землянки, расспрашивать людей о здоровье и говорить с ними о повседневных делах. Особенно его умиляло растущее число детей. Легенда гласит, будто, обнимая того или другого малыша, он плакал, не в силах справиться с нахлынувшими на него чувствами. К детям в лагере Тувья относился как родной отец.

Важнейшей задачей по-прежнему оставалась добыча продовольствия. Его приходилось отбирать у крестьян, которые отказывались делиться с партизанами съестными припасами и часто делали это только под дулом пистолета. Братья знали, что, если они будут церемониться с кем бы то ни было, существование общины окажется под угрозой. И поэтому нагоняли страху на окрестных крестьян — те должны были понимать, что лишатся жизни, если вздумают донести на лесных евреев. Этот страх еще более усилился после расправы над двумя доносчиками, местными жителями, которые мечтали сдать братьев Бельских немцам.