Валлан дернул щекой и отложил ложку. Словно обжегся кашей.

Лабон глянул на небо и ляпнул:

— Денек-то сегодня погожий какой…

И тут только Хродгар понял, какую сморозил глупость. Об отношениях наследницы трегетренского престола и капитана гвардии не ведал только слепой или глухой. Или, лучше сказать, слепой и глухой. Правда, трепанувшийся о них вслух рисковал остаться немым до конца дней. Это в лучшем случае.

«Эх, коготь кикиморы в глаз всем этим веселинам! — подумал сотник. — Всю жизнь от них спасу нет. Так хорошо начиналось…»

А в голос сказал:

— Так его величество еще не сказали последнего слова…

— Ага, ага, — покивал Лабон. Валлан молчал.

Ароматная, тающая во рту каша сразу показалась Хродгару преснее ржаной мякины — только козам впрок, да и то с голодухи весенней. Он еще раз попытался загладить оплошность:

— Так мы уже того… Дней восемь как из столицы ушли. Может, и прогнал его величество бородача…

— А что ты юлишь тут? — Тяжелый взгляд Валлана вперился Хродгару в переносье. — Ровно остроухий на горячей решетке. Мне какое дело до Зимогляда?

— Да я что, я ничего… Так, к слову пришлось.

— Вот и не лезь не в свое дело. За своей сотней следи лучше.

— Понял, господин барон. — Хродгар проглотил обиду. — Виноват. Покорнейше прошу простить.

Он замер, опустив глаза, с ложкой в правой руке и краюхой хлеба в другой. Ординарец стоял неподалеку — ни жив ни мертв. Думал, должно быть: «Попал сотник под раздачу, глядишь и мне ни за что достанется».

Перестал жевать Валлан. Один только Лабон как ни чем не бывало уписывал за обе щеки, загребая уже по дну миски.

— Ух, хороша каша! — подмигнул он Хродгару.

— Так, довольно! — Капитан петельщиков поставил свою миску на землю, у сапога. — Тащи, сотник, своего пленника. Сейчас разберемся, врет или правду говорит. А ты, Лабон, мигом дуй за чародеем. Одна нога здесь, а другая там. Живо!

— Слушаюсь, господин барон.

— Как прикажешь, командир.

Сотник копейщиков оказался порасторопнее, чем Лабон. А может, просто до лагеря петельщиков добираться было дальше, чем до растянутого разбойника?

Так или иначе, Квартул еще не подошел, а Валлан уже угрюмо рассматривал ярко-рыжего, как червонное золото, ардана.

— Как кличут?

Разбойник преступил с ноги на ногу:

— Вырвиглазом.

— Что за собачья кличка! — возмутился Хродгар. Валлан бросил на него тяжелый взгляд, в момент отбив всякую охоту вмешиваться.

— Хорошее прозвище. Ну, и сколько глаз ты вырвал?

Лесной молодец молчал.

— Я спрашиваю, сколько глаз вырвал? Или ты сильно большая шишка, чтоб со мной говорить?

— Да уж вырвал…

— То-то. Знаешь, кто я?

— Догадался ужо.

— Тогда знаешь, что меня не злить лучше.

— Знаю… Ужо…

— Что за шайка? Сколько мечей, луков? На конях?

— Сказывал же…

— Эх, сотник Хродгар, — сокрушенно покачал головой петельщик. — А не дать ему плетей? Больно нагло держится.

— Прикажете десятника покликать? — подтянулся Хродгар.

— Веселинские дезертиры, — вдруг бойко затараторил Вырвиглаз. — Десятка три. Кто их считает? Лук при каждом. Мечей десятка полтора. Да справно с мечом только один может…

— Кто таков?

— А, трегетренец. Прибился в конце жнивца. Видать, из благородных.

— Из благородных? А что ж в шайку полез?

— А его не больно спрашивали. Небось рад по уши, что мешок с головы сняли. У таких, как ты, отбили.

— Чего-чего? — Капитан петельщиков нахмурился. — У кого отбили?

— А везли его шестеро с такими вот веревками. — Вырвиглаз хотел ткнуть в аксельбант Валлана, но руки связаны, и он просто мотнул головой. — Мы их стрелами потыкали. А он Бессону глянулся.

— Где дело было? — вполголоса проговорил подошедший Квартул, расслышав лишь две последние фразы разбойника.

— А в Восточной марке… — Вырвиглаз начал говорить и замолк, сообразив, что его не слушают.

Чародей и Валлан смотрели друг на друга.

— Не может быть, — прошептал петельщик.

— А почему не может? — сквозь зубы отвечал жрец. — Сразу надо было…

— Тихо, — капитан предостерегающе приложил палец к губам и погромче добавил: — Сотник Хродгар, можешь идти. Мы его сами допросим. Лабон, готовь железо.

— Что ты надумал? — удивленно спросил Квартул, когда копейщик ушел, оставив их вчетвером.

— А чего тут думать? Сейчас пятки припалим — он ровно бурокрылка запоет. Не остановишь, — ответил вместо капитана Лабон.

— Что за чушь?! — возмутился жрец. — Он наврет вам с три короба!

— И не такие правду говорили.

— А как ты проверишь? Тут просчетов допускать нельзя. И так уже… — Квартул махнул рукой. И вдруг взял петельщика за рукав: — Я его проверю.

— Чего? Каким таким манером? — хмыкнул Лабон.

— Я могу войти в его сознание. Взять его память и сделать ее своей.

— Вы, чародеи, и вправду так можете? — уставился на него Валлан.

— Можем. Отцы-Примулы не очень разрешают об этом говорить. Но сейчас не до того. Мы теперь одной веревкою связаны.

— Ну, брат-чародей, я тебя всё больше и больше уважаю, — вполне серьезно проговорил Валлан. — Скоро бояться начну.

Лабон расхохотался над шуткой командира, запрокинув голову и обнажая пожелтевшие от курева, но крепкие зубы.

Вырвиглаз сделал отчаянную попытку удрать — толкнул полусотенника плечом, прыгнул в сторону, но покатился, сбитый ловкой подножкой. Лабон хоть и смеялся, а не зевал. Никогда.

— Я тебе! — прижал он беглеца коленом к земле.

— Может, ему ноги сперва обрубить? — задумчиво произнес Валлан и потянулся за секирой.

— Нет! Нет, нет, не надо! — зачастил ардан.

— Перестань, — поморщился Квартул в адрес Валлана. — Тебе надо, чтоб он с ума сошел прежде времени?

— А что, тогда не получится?

— Да откуда ж я знаю? Чтоб наверняка ответить, нужно опыт поставить. И лучше не один… — Жрец вытащил из маленькой сумочки-кошеля, висящего на поясе, хрустальный шарик, затем второй.

— Ладно, — осклабился капитан. — Помощь нужна?

— Подержите его. Просто подержите. — Ладони чародея потянулись к моментально схваченному за плечи разбойнику.