– А что, я только с дурами, по-твоему, готов играть?

– Тебе её не жалко?

– Что жалеть? Сама лезет.

– А может, ты врёшь и мне? – Марина приблизилась, соединила своё бесплотное существо с его подтянутым, мускулистым телом, скрытым тенью покосившегося кедра. – Может, ты хочешь её? – зашептала она. – Как хотел когда-то меня? Может, тебе не нужна больше мертвячка рядом, а?..

– Марина, я всё отдал, чтобы ты была рядом, чтобы видеть тебя… сколько же раз повторять? Мы навеки, всегда, будем вместе. Больше никто со мной не будет, – горячо прошептал Стрельцов.

Марина улыбнулась, но глядела недоверчиво. На самом деле теперь, месяцы спустя, она не имела такой силы, как прежде: её потусторонний холод почти не проникал в органы и кровь, не замедлял биение сердца, и требовало больших усилий услышать её, если только он сам не призывал её слух и взгляд на помощь.

– «Больше никто», – задумчиво прошептала она, всё ещё очень близкая, практически вросшая в него. – Что ж, пока мне тоже кажется, что ты играешь с ней. Но похоть сильнее всяких обещаний. Кстати, это твоя мысль, Профессор, не моя, – она улыбнулась.

– Увидишь. Я докажу тебе делом.

– Ты даже не знаешь, что делаешь тут, у этого чёртового дома.

– Почему же?

Стрельцов стал искать глазами точку, откуда можно было бы просматривать дом Кузьмы. В отдалении, метрах в семистах в сторону посёлка стоял пологий холм, заросший соснами, – единственная естественная доминанта вокруг.

– Во-он туда…

Через сад он осторожно вышел на дорогу, углубился в поле, широким радиусом обогнул холм с севера.

Солнце было в зените, когда Стрельцов и Марина пробирались на вершину через хвойно-лиственные заросли, игнорируя протоптанную тропу. Густой сосновый аромат окутал их, украв собственные запахи, и между деревьями, торчащими из песчаной почвы, они обнаружили точку обзора, откуда виден был дом. Здесь Стрельцов нашёл несколько использованных салфеток, окурков и спичку, что подтверждало: однажды или несколько раз тут бывал человек. Но как давно?

Стрельцов улёгся в тени и всмотрелся. Отсюда была видна лишь северо-западная часть дома: из бинокля или оптики можно было бы рассмотреть окна кухни на первом этаже и окна комнаты Полины на втором.

– Могли видеть нас, – мрачно сказал он.

– А я тебе говорила не соваться в этот дом. Кузьма – это вечная беда. Не просто так вокруг него все погибли.

Стрельцов повернулся к ней. Снова злобно подшучивает или говорит всерьёз? Может, действительно всех погубил Кузьма, а не он? В ярком свете дня Марина была видна хуже. Её будто растапливал солнечный свет, а морской ветер размывал остроту её взгляда. Она тускло глядела на него и печально улыбалась. Она знала почти все его мысли и сказала:

– Я могу скоро совсем исчезнуть. Винить будешь себя. Ведь это тебе не сиделось в Москве.

– Нельзя было мне сидеть. Это надо было кончить.

– Раз действительно надо, так и кончай скорей.

– Скоро…

Стрельцов спустился к дороге, поймал попутку и вернулся в санаторий. Он до сих пор ничего не ел и спросил у работницы, регистрировавшей гостей:

– А работает столовая?

– Да, но скоро закроется. Потом обед через два часа. Вас, кстати, искали.

– Кто? – он отшатнулся от неё.

– Какие-то мужчины.

– Знали моё имя?..

– Н-нет, но… но сказали, тут может быть гость из Москвы, а они тоже из Москвы, хотели познакомиться.

– Что, правда из Москвы?

– Откуда же я знаю, – женщина простодушно рассмеялась. – Вас, городских, разве различишь? Извините… По мне так обычные мужики, но не нашенские точно, из города. Обычные городские, в общем.

– Ладно. И что вы им сказали?

– Сказала ваш номер.

Стрельцов с трудом сдержал себя, не позволил лицу и взгляду измениться. Он поблагодарил её, стиснул зубы, сделал вид, что идёт в столовую, но, как только скрылся из виду работницы, нашёл дверь на улицу и обогнул санаторий, подкравшись к окнам собственного номера вдоль стены корпуса. Марина, как назло, не появлялась, но и без неё он услышал, что в его комнате кто-то ходит. Он сидел под окном и слушал, как они лазают по его вещам, пытаясь найти что-нибудь. Все документы и фотографии у него были с собой, в сумке были лишь самые обычные, непримечательные вещи, ничего способного дать им зацепку.

– Ну что? – раздался приглушённый голос.

– Ничего, сейчас пойдём, – ответил второй, более громкий.

– Может, дождёмся его?

– Не надо палиться. Может, правда, дурачок какой-то случайный.

– В доме Кузьмы? Случайный человек? – первый голос был слабее, осторожнее.

– С Кузьмой он не знаком, а то бы давно в отряд его притащил. Но для верности надо его сфоткать. Но не здесь. Ладно, собирай всё как было и уходим.

Вскоре дверь за ними закрылась, они провозились недолго, запирая её. Просидев для подстраховки ещё некоторое время, Стрельцов приподнялся и заглянул внутрь. С большой осторожностью он отворил окно, которое не было закрыто на щеколду, и перелез внутрь. Они постарались сделать вид, будто их никогда тут не было: сумка была на прежнем месте, застёгнута, всё аккуратно заправлено, как и должно было быть после уборки, не тронуты занавески, мебель и дверь в ванную.

Когда обо всём узнала Марина, она воскликнула:

– Так давай уедем? Если они здесь, то песенка Кузьмы…

– Не спета, нет.

– Да почему же?

– Ты что, его не знаешь? Он живучий, как…

– Артём, пожалуйста…

– Нет, – отрезал Стрельцов. – Я должен быть здесь.

Они шагали в сторону посёлка, пока не увидели первое же объявление: «Жильё посуточно». В этом месте жилой сектор примыкал прямо к уступам, под которыми вяло ударялось о камни море. Стрельцов свернул к дому и постучал.

– Москвич? – сурово спросила хозяйка.

– Так точно.

– Военный?

– Доводилось.

– Паспорт покажешь?

Он протянул ей документ.

– О, да разве ты москвич? – засмеялась она, отыскав прописку. Там был указан подмосковный городок Руза.

Они сговорились на четыреста рублей в сутки. Расположившись на новом месте, он перекусил предложенным хозяйкой обедом и некрепко задремал.

Когда очнулся, то увидел, что сумерки наполнились щедрым солнечным светом, сделавшим облака серо-золотыми. При закрытых окнах в комнате было тихо: доносилось лишь куриное кудахтанье да шелест садовых деревьев о стекло.

– Надо хоть на море сходить искупаться, – сказал он.