– Павел, я адвокат, но защищать убийц вашего друга я бы отказался. Вместе с тем, надеюсь, вы понимаете, что самосуд может оказаться страшной ошибкой.

– Я не ошибусь. – Он твердо посмотрел в глаза Гордеева. – Не ошибусь.

– Я в это верю, – сказал Юрий Петрович фразу, которая после живейновского взгляда не звучала дежурной. – Но также хотел бы выяснить обстоятельства покушения на вас. Мне очень важно их знать.

– Вы можете пройти в комнату рядом, – показал врач.

Кабинет, как нередко это бывает, состоял из двух комнат: врачебной и процедурной.

Живейнов встал и послушно пошел, не прихватив с собой кофе.

В процедурной он поместился на такой же врачебной кушетке, как та, с которой только что встал, и сказал безразлично:

– Слушаю.

– Вопрос простой, – начал Гордеев. – Вы представляете, кому могло быть выгодно ваше убийство и убийство вашего друга?

– Я жив, – напомнил Живейнов.

– Вы полагаете, что покушение было направлено против Николаева, а вы просто оказались рядом?

– Как раз нет, – неожиданно горячо заговорил Живейнов. – Скорее, думаю, охотились за мной, но стрелок их ошибку совершил. Вот гадство! Ошибку – а человека нет!

– Но почему вы так считаете?

– Да потому, что Георгий был у нас человек новый. Его и убивать-то пока еще не за что было. Это не я, калач тертый.

– А можно подробнее?

– Расскажу. Не очень длинно. Надо делом заниматься, а не здесь отсиживаться. И потом, ну, допустим, вы адвокат, но я ведь вас не нанимал. Я себя и сам защитить в состоянии.

– Верно. Но все же, наверное, если вы станете рассказывать мне о предполагаемых причинах покушения, что-то и вам станет яснее. И потом, все ведь в мире связано. Тем более связано в одном городе.

– А вы здесь по какому-то конкретному делу?

– У вас довольно красивый город, Павел, но все-таки обычно летний отпуск я провожу в других местах. Конечно, я здесь по делу. Я адвокат адвоката, извините за повтор. Вы, наверное, не хуже меня знаете, что булавинский адвокат Андреев обвиняется в даче взятки председателю городского суда Каблукову.

Живейнов вдруг усмехнулся:

– И что же? Каблук не взял?! Значит, мало давал ваш Андреев! Сам виноват.

Гордеев был несколько удивлен столь решительным выводом. Про известное мздоимство Каблукова Лида сказала ему при первой же встрече, но он захотел выяснить, на чем основывался вывод сыщика, что Андреев все же взятку давал. Так он и спросил.

– Вам-то, адвокату, должно быть понятно, – хмыкнул Павел. – Вы должны защищать. Ну а когда защищаешь, чего только не сделаешь, чтобы заблудшую душу спасти. Он ведь, Андреев ваш, был защитником у Новицкого?

– У Новицкого.

– А Новицкий – телевизионщик. Огромные бабки, даже в наших областных масштабах. Новицкого всем было выгодно вытащить из СИЗО или попытаться замочить, как меня…

– Вот видите: «или». А за что его мочить? Значит, честный?

– Не всегда. По какому обвинению арестовали Новицкого, не помните?

– Сбыт наркотиков.

– Не только. Ему еще вменяют присвоение денег областного общественного телевидения. То есть деньги он присвоил, чтобы расширить торговлю наркотиками.

– А какими, кстати? – спросил Гордеев.

– Букет! От марихуаны, то есть анаши по-нашему, до кокаина и героина.

– Значит, Новицкому вы не верите. Но, с другой стороны… Если есть честный Живейнов, почему не может быть честный Новицкий, честный Чащин. Неувязка!

– Отвечу. Что такое газета? Болтовня. Что такое телевидение? Болтовня в квадрате, я не квадрат телеэкрана имею в виду, а степень. К тому же растление всей этой полуприкрытой порнухой, этими садистскими фильмами! Заигрались ребята, вот и получают свое.

– Но разве пресса не помогает вам? Разве тот же Чащин не печатал острые статьи о злоупротреблениях, о том, что матерые рецидивисты захватывают власть?

– Это было, – признал Живейнов.

– Так, может быть, правильнее все же разобраться, за что схватили Новицкого, а не поддерживать те обвинения, которые, скорее всего, предъявляют ему те же недруги, что и за вами охотятся. Все-таки мне бы хотелось узнать, почему хотят убить и вас?

– Ну меня-то просто так не арестуешь! Ребята все знакомые, даже если шестерят перед Степным.

– Это ваш главный милиционер?

– Да, начальник горуправления внутренних дел полковник милиции Степной Анатолий Олегович. Большой человек. Очень хочет генерала получить.

– Так получит, наверное. Сейчас это не так сложно. Но вы, как вижу, к нему не очень-то расположены!

– А за что его уважать, комсомолиста поганого! Папаша его был из политработников и сынка нацелил на хлебные места. Это все еще игры щелоковских времен, когда милицию не профессионалами укрепляли, а идеологически подкованными кадрами. Мест у партийно-хозяйственных корыт было уже маловато, так вот чтоб свинята комсомольские там не путались под ногами – их к нам, в милицию.

– А вы, как понимаю, с немножко иной биографией.

– С иной, – гордо сказал Живейнов. – Иду, как положено, по всем ступеням. – Вздохнул, так что было понятно: продвижение по службе дается ему непросто. – У меня и дед в угро служил, и отец, и два дядьки. Заметьте, дед мой за бандами гонялся, а не в ГПУ из нагана в затылок несчастным стрелял.

– Я догадываюсь, – кивнул Гордеев.

– И сам от пули бандитской погиб, – прибавил Павел. – Сразу после войны. Не только у вас в Москве «черные кошки» шустрили.

– А у меня в роду не я первый адвокат, – сказал Юрий Петрович. – И дед, хотя умер в своей постели, тоже выше всего ставил профессиональную честь. Защити человека, но не за счет других.

– Я ничего не говорю, люди разные бывают, – сказал Живейнов. Понятно было, что силен он не в рассуждениях, а в действиях.

– И все же: как вы думаете, почему вас хотят убить? – вернулся к теме разговора Гордеев. – Арестовывать, вы правы, опасно, человек имеет не очень удобное качество сопротивляться попыткам согнуть его в бараний рог.

– Жизнь у меня началась веселая, когда я стал раскручивать дело об убийстве директора нашего рынка. Самого крупного. Но это долго рассказывать…

– Вы сказали: раскручивать. Было там что-то еще, кроме простых разборок, как это сейчас обычно происходит в торговой среде?

– Конечно, было. Недвижимость. Очень хорошая недвижимость. А за недвижимостью стоят такие деньги, что это уже не «дипломаты» с купюрами, а банки, большие банки…

– Значит, вы не считаете, что вас пыталась убрать та же бандгруппировка, что убила директора рынка?

– Смотря что понимать под бандгруппировкой, – неопределенно ответил Живейнов.