Сама турбаза идиллическая: дюжина домиков на берегу, выкрашенных в желтый цвет волос Смурфетты, вокруг сочный зеленый газон, будто поросший мхом. С краю бухточка с Е-образным плавучим причалом, вдоль стенок которого рядком пришвартованы накрытые брезентом лодки.

Рядом с пристанью, в тени деревьев, парковка с непросыхающей грязью, изборожденной колеями. Там стоят три пикапа – один с грузовой рамой на кузове, – несколько понурых легковушек и один большой черный блестящий минивэн с миннесотскими номерами.

Мы оставляем барахло в машине, на случай если придется сваливать.

* * *

Когда мы подходим к домику администрации, из-за угла выворачивают двое мужиков в поло и малярских штанах. Домик администрации мы распознали по грядке подсолнухов вдоль его задней стенки и по деревянной табличке над ними: “ЛАГЕРЬ ВЗГЛЯД ОЛЕНЕНКА – Администрация” – написано поленным шрифтом, или как там это называется, когда буквы выжжены по дереву. Один мужик – белый, за шестьдесят, седой и в очках без оправы. Второй – латиноамериканец за тридцать, усатый.

– Драсьте, – говорит белый.

– Кто-то из вас – Реджи Трегер? – спрашивает Вайолет.

– Ой, нет! – Он оборачивается и кричит: – Реджи! Клиенты! – И мужики направились к пикапу с грузовой рамой.

Мы с Вайолет огибаем домик и выходим к фасаду, который смотрит на озеро. На лужайке какой-то мужчина разговаривает по тому, что раньше называлось беспроводным телефоном, посасывая пивко и уворачиваясь от большого черного лабрадора, который норовит прыгнуть ему передними лапами на живот.

Он поднимает руку в знак приветствия и говорит в трубку: “Нет, слушай, Триш, мне надо бежать. Я знаю. Извини. Ты тоже. Ты тоже. Хорошо. Я перезвоню”. Говорит с легким южным акцентом – Арканзас, или Алабама, или еще какой-нибудь штат, который я не умею определять по акценту.

Человек этот моложав, густые темные волосы острижены машинкой, ноги мускулистые, но на нем такие короткие вельветовые шорты, какие ни за что не надел бы никто моложе шестидесяти. А на внешней стороне левой ноги красуется длинный темный шрам, словно от ожога. У меня на ноге тоже есть шрам, которого пугаются дети, но я впечатлен.

Отключив трубку, мужчина улыбается нам одним уголком губ:

– Извините. Моя матушка.

Собака бросается к нам, словно только что заметила. Подскакивает к ногам Вайолет, потом к моим, замирает и трется об меня, виляя увесистым хвостом.

– Лай! – командует хозяин, но та не лает. Затем он смотрит на нас: – Доктор Хёрст и доктор Азимут?

– Точно, – кивает Вайолет.

– Я Реджи Трегер.

– Очень приятно, – говорит Вайолет. – Можно потискать вашего песика?

Интересное начало. Нет, собачка-то, конечно, ничего…

– Это не мой, но валяйте, – разрешает Реджи. – Можете забрать ее себе. Ее зовут Барклай, иногда Барк, иногда Лай.

– А, Лай! – зовет Вайолет, и собака метнулась от моих ног обратно к ней.

Как раз вовремя. Реджи подходит пожать нам руки.

Вблизи он выглядит как-то иначе. Вся левая сторона его лица – сплошная сетка шрамов. Но не от ожогов, как на ноге, а от разрывов, как будто ему досталось шрапнелью или мелкими осколками стекла. Оказывается, улыбался он так криво, потому что левая половина лица парализована. Левый глаз открыт гораздо шире, чем правый, он почти круглый.

Странно, конечно, но в этой особенности нет ничего отталкивающего. Паралич придает лицу Реджи легкую карикатурность, которая хорошо сочетается с его моложавостью. Она вроде как работает на него.

– Вы встретили Дэла и Мигеля? – спрашивает Реджи.

Услышав эти имена, собака вдруг замерла с таким видом, будто у нее отняли игрушку, встревоженно огляделась вокруг и понеслась к парковке.

Реджи качает головой:

– До нее только дошло, что Дэл ушел. Лай! Не выбегай на трассу!

– Это те двое ребят, что пошли к пикапу? – спрашиваю я.

– Ага.

– Мы вообще-то не успели с ними познакомиться. Они кто?

– Мы тут все вместе работаем. Они вроде как два Тату, а я мистер Рорк, если это о чем-нибудь говорит людям вашего возраста[50]. – Он подмигнул мне “живым” глазом. – Пойдемте в дом, я познакомлю вас с другими уже прибывшими гостями.

Турбаза “Си-эф-эс”, оз. Форд,

Миннесота

Все еще пятница, 14 сентября

Оказывается, в домике администрации только четверо азиатов, и двое из них стоят – спортивные костюмы, темные очки, переносят вес тела на носки, увидев меня, – явно телохранители.

Кто те двое, что сидят на диванах друг напротив друга, понять сложнее. Один – гламурный панк в хипстерских очках и каком-то блестящем костюме поверх дорогой ковбойской рубашки. Ему лет сорок, крашеный шатен, читает путеводитель. Другой – примерно такого же возраста, но толстый и дрожалистый, влажные губы, грубые черты лица, выбрит плохо, как умственно отсталый, или как там их теперь принято называть. Он в джинсах и футболке с надписью “ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО КОЛА”. Играет в игрушку на телефоне.

Модный чувак, увидев нас, встает, и телохранители подходят ближе к нему.

Реджи представляет нас. Его зовут Уэйн Тен, а его брата – Стюарт. Охранники – якобы оба – Ли.

– Простите, – говорит Тен. – Брат и наши компаньоны не говорят по-английски.

– Но вы-то говорите, – замечает Вайолет.

– Очень плохо.

– Я бы так не сказала.

– Спасибо. Вы докторá медицины?

– Он да. А я – палеонтолог.

– Как в “Парке Юрского периода”?

– Более-менее.

Тен переводит брату и охранникам. Я слышу слова “Юрский период”. Даже брат поднимает глаза.

Мы с Реджи отходим к стойке регистрации, и я спрашиваю:

– Это все? Вся группа? – Считая телохранителей Тена, нас шестеро.

Реджи достает какие-то бланки.

– Честно говоря, я не знаю. Мы получили еще пять положительных ответов.

– А это разве не многовато будет?

– На самом деле число участников ограничено только всеобщим согласием. Но этим я озабочусь, когда народ соберется. Уверен, кое-кто одумается.