— Честно ли? — перебила его Патриция, которую захлестнула волна противоречивых эмоций.

Ей было страшно подумать, что этот красивый обаятельный мужчина мог лежать окровавленный и бездыханный на сером горячем асфальте, потом на носилках, потом в морге. Сами эти мысли заставили ее внутренне содрогнуться.

— Просто мой друг, я уже рассказывал вам о нем, — более спокойно продолжал Грегори, — погиб в аналогичной аварии за месяц до того, как беда случилась со мной. Я остался жив, его не стало.

— Я понимаю ваши чувства, — беспомощно пролепетала Патриция.

— Неужели? — зло и резко спросил Грегори. — Нельзя понять того, чего не испытал на собственной шкуре, милая леди.

— Конечно, — зачем-то начала оправдываться Патриция. — Со мной ничего подобного не случалось, но могу себе представить, пусть и не в полной мере, каким может быть человеческое страдание.

В этот момент девушке показалось, что она начинает понимать, почему Грегори был таким ветреным, таким легкомысленным в отношениях с женщинами. Он постоянно жил с ощущением уходящего мига жизни, которая, словно песок, течет сквозь его пальцы. Он коллекционировал впечатления. Каждая красивая девушка была для него цветком, который нужно сорвать, чтобы в полной мере насладиться его ароматом в пору цветения. Конечно, подобная позиция была эгоистична, но Патриции вдруг стало его нестерпимо жалко.

— Можете? — Голос мужчины был все еще резким и злым. — Можете себе представить, что чувствовал я, у которого не было никаких обязательств, никакого смысла в жизни, я, оставшийся в живых, по отношению к нему, который оставил на этой земле безутешную беременную вдову...— Грегори нахмурился. — И я был тем, кто сообщил Глории о случившемся. С тех пор я себе покоя не находил, все думал об этой трагедии. И в тот роковой день думал, в мой последний заезд.

— Глория — жена Джонатана? — тихо спросила Патриция, которой почему-то было стыдно за свое благополучие и непричастность к этой рискованной жизни.

— Да. Она как раз та женщина, о которой я рассказывал вам в связи с аукционом. Когда Джонатан погиб, она была на седьмом месяце беременности. Потрясение спровоцировало преждевременные роды. Ребенок для нее был последней связующей нитью с ее прошлым, счастливым прошлым. Она сильно любила мужа. Если бы ребенок не выжил, она бы свела счеты с жизнью. Что было дальше, вы знаете. Ну, может быть, кроме того, что родилась девочка и я стал ее крестным отцом. Слушайте, — внезапно он как-то повеселел. — Давайте сменим тему, расскажите мне о своем бизнесе.

— С удовольствием, — с готовностью согласилась Патриция, получив возможность прекратить разговор на столь грустную тему. — Моя первая удача случилась, когда я и мои сотрудники оформили новую квартиру моих друзей, молодоженов. Много денег я на этом не заработала, но среди их знакомых оказалась Сара Майлз...

— Та самая известная актриса?

— Да, та самая, — подтвердила его догадку Патриция. — Ей понравилось, как мы оформили квартиру. И как раз в то время она купила свой огромный пентхаус. Всю работу по приведению его в божеский вид она поручила моей фирме. В свою очередь ее знакомые оценили результат, и заказы посыпались на меня как из рога изобилия.

— Звучит жизнеутверждающе, но не думаю, что все давалось вам так легко, — недоверчиво заметил Грегори.

— Мне просто повезло,— объяснила Патриция.— Случай, судьба, счастливый билетик.

— Не только случай и судьба, — возразил он, — а прежде всего ваш талант, ваш безупречный вкус...

— Вы делаете мне комплимент, — разулыбалась девушка. — Но вы ведь не видели ни одной из моих работ.

— Как же, не видел...— возразил Грегори. — Видел. Вашу квартиру, например, и потом ваша фирма оформляла маленький отель в пригороде Лондона, владельцами которого, по иронии судьбы, оказались мои друзья.

— Да, помню. Отель «Гринфилд», нечто вроде миниатюрного замка. Не работа, а сплошное наслаждение. Эти круглые залы, арки, ниши, мраморные лесенки. А вы частенько бываете там? — поинтересовалась она.

— Я бываю у Феликса и Рэчел приблизительно раз в месяц.

Атмосфера в машине ощутимо разрядилась, и девушка вздохнула с облегчением. Все путешествие в одно мгновение стало казаться многообещающим и романтичным, а не тягостным или обременительным.

— Знаете, Грегори, — неожиданно решила открыться Патриция. — Я так рада, что вы согласились сопровождать меня! На вас положиться можно, вы настоящий.

— Я польщен, — улыбнулся он. Патриция стала успокоенно смотреть в окно, вдыхая аромат весеннего ветра.

— Скажите, — снова заговорил Адамc.— Так как же мы будем вести себя с вашим отцом? Надо ведь какую-то стратегию выработать.

— Знаете,— ответила Патриция, закуривая,— после того, что вы мне сказали в тот вечер, я много думала и пришла к выводу, что мой план был несовершенен. Если мой отец не хочет воспринимать меня такой, какая я есть, я в свою очередь не буду стараться изменить или переломить его отношение ко мне.

— А как же я? — недоумевал Грегори. — В таком случае какова будет моя роль?

— Ваша роль, — спокойно констатировала девушка, — будет такой, как и задумывалась в первоначальном варианте.

— И какой же, интересно? Я, знаете ли, уже и забыл. Столько воды утекло...

— Вот вы какой! Я собираюсь на вечеринку, и мне нужно сопровождающее лицо. Вы и есть это сопровождающее лицо.

— И все? — как-то разочарованно произнес Грегори.

— И все, — кивнула Патриция. — Вам будет даже легче. Не нужно ни притворяться, ни разыгрывать страсть, которой нет на самом деле.

— Вы так считаете? — как-то странно, будто спрашивая самого себя, произнес Грегори. — Что ж, жаль, а мне хотелось тряхнуть стариной...

— Ведите себя просто как мой партнер,— словно пытаясь сделать больнее ему и себе, добавила Патриция.

— То есть по-деловому, — сухо уточнил он.

— Да. Именно так, — подавленно согласилась девушка.

Патриция замерла, в тоне Грегори ей почудилось искреннее сожаление. Конечно же, ей хотелось слышать от него комплименты. Они позволяли ей чувствовать себя и желанной и красивой. И она нашла хитрый выход из положения.

— Ну, — начала она неопределенно, боясь, что интонация выдаст истинное положение вещей.— Против комплиментов я ничего не имею, но предпочитаю, чтобы они были честными, чтобы процент лести в них значительно уменьшился.

— Никакой лести,— сделал вывод Грегори. — Хорошо, с этого момента говорю только то, что чувствую.

Они въехали на холм и стали осторожно съезжать вниз. В долине среди гигантских платанов их взглядам открылся старинный каменный дом. Аллея вела прямо к распахнутым чугунным воротам с вензелями, опутанным темно-зеленым плющом. Ухоженный сад благоухал, клумбы и декоративные украшения были выдержаны в духе доброго английского консерватизма.