Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мамочка! — из такси выскочил Кристофер. Обхватив мать за ноги, он уткнулся ей в юбку и затих.
Не ожидая такой бури эмоций от обыкновенно замкнутого сына, Элизабет оторопела:
— Кто-нибудь может мне объяснить, что происходит?
— Началось… — тихонько протянула левретка и для отвода глаз принялась насвистывать себе под нос что-то бравурное.
— Разве ты не больна? — у Николаса был озадаченный вид.
— Я что, так плохо выгляжу?
— В том-то и дело, что выглядишь ты превосходно. Возможно, мой вопрос покажется странным, но… Ты мне звонила вчера ночью?
— Нет, котик.
— Кажется, я начинаю понимать… — посуровел Николас. — Нас разыграли. Весьма жестоко разыграли…
— С приездом, сэр, — Бэрримор появился бесшумно, как тень. Прищуренные выцветшие глаза его блестели. Ладу передёрнуло — на секунду ей показалось, что, глядя на неё, Альбинос ухмыльнулся. — Мы вас не ждали…
— Осторожно! Ты мне на хвост наступила!
— Прости, тут в темноте чёрт ногу сломит.
Была глубокая ночь. Все разумные существа уже давно спали. Луна зияла в небе бледной дырой, освещая замшелые стены Восточной башни.
— Странное место этот сад! — Собакевич озиралась с опаской. — Зачем ты меня сюда притащила?
Лада сама толком не знала, что они делают здесь среди ночи, но собачий нюх и послание Франта в пражском ресторане настойчиво подсказывали: в Восточной башне скрыта какая-то тайна.
Подруги беззвучно пробирались к башне. Трава насквозь пропиталась вчерашним дождём и неприятно холодила животы. Но, как они ни спешили, ощущения движения не появлялось. Ночью сад казался бескрайним оазисом, затерянным глубоко в пустыне.
Башенные окна зияли, точно дыры в зубах людоеда. Ни единого звука не доносилось из старого чрева башни — хозяин как будто спал.
— К двери! — шёпотом скомандовала такса.
Собаки легли на животы и поползли через залитую лунным светом тропинку — им не хватало лишь боевой раскраски и портупеи.
Сколоченная из четырёх толстых досок дверь оказалась гораздо крепче, чем выглядела со стороны. Ни задвижки, ни скважины — её словно нарисовали на старом холсте. На уровне человеческих глаз было встроено круглое оконце. Вскарабкавшись по левреткиной спине, Лада заглянула внутрь, но окно оказалось зашторенным.
— Ничего не видно, — спрыгнув, такса тщательно обнюхала дверь и всё вокруг. На всякий случай заглянула под коврик. — Странно, здесь как будто давно никого не было…
— Слышишь? — насторожилась левретка.
Сад был окутан мраком. Луна резко очерчивала листья дубов. Кругом стояла глухая, глубокая тишина, но Лада явственно почувствовала: рядом кто-то был. И этот кто-то прятался в сумраке, затаив дыхание.
Такса напряглась и вся превратилась в слух. Казалось, вот-вот кто-то услышит удары её сердца. Не двигаясь, с помощью одного только нюха она стала обшаривать сад. Воздух вокруг напряжённо заколыхался. Тяжёлый, неповоротливый запах плеснул в нос грязной волной — он сочился плесенью и холодом. А ещё — абсолютной уверенностью в том, что в глубине сада затаилось чудовище. Атмосфера дышала такой ненавистью, что хотелось скорее бежать отсюда!
— Страшновато! — пискнула левретка.
Сквозь листву пробилась тонкая струйка лунного света. Какой-то неясный силуэт проступил тотчас из мрака там, где темнота сгущалась в плотный комок. Кто-то был низкого роста, коренастый, похожий на мешок с картошкой — бросили его здесь и забыли. Или на животное… Большая собака?
Словно распутывая клубок нити, вместо сгустка черноты Лада стала различать более чёткие очертания. Похоже на человеческое тело, обезображенное чьей-то злой волей: капюшон свешивался на лицо, мертвенно белая кожа горла болталась до самой земли, из-под чёрного балахона выглядывали костлявые ступни… На секунду Лада вновь увидела это безобразное лицо. Она почувствовала, будто из её тела высасывают всё содержимое:
— Теперь ты мне веришь?
— Верю! Но лучше бы ты соврала…
Вдруг до собачьих ушей донёсся тихий, невнятный бубнёж. Находясь в каких-нибудь пятнадцати футах от девочек, карлик смотрел на них в упор, шепча что-то похожее на заклинание.
— Прощай! — завопила вдруг Юлька, обнимая подругу. — Знай, мы не зря прожили эту короткую, но интересную жизнь!
Бубнёж нарастал, превращаясь в стенания.
Лада зажмурилась, приготовившись к самому худшему:
«Лишь бы поскорее всё кончилось!»
Раздался громкий треск, словно две сотни мамонтов одновременно прыгнули на льдину. Что-то вспыхнуло ярким пламенем, на долю секунды озарив весь сад.
— Мамочки! — где-то рядом заорала левретка.
Бросаясь на собственный страх, как на амбразуру, Чернышёва отчаянно распахнула глаза.
Карлик исчез.
— И чего мы добились, скажи на милость? — левретка с остервенением поедала утиные консервы. — Вечно ты лезешь в какие-нибудь тёмные истории! Вечно кого-то спасаешь! Всё, с меня хватит! Я завтра же, прямо с утра, отправляюсь на консервный завод. С тобой или без тебя — это уже детали!
— Подожди минутку. Не ты ли недавно говорила, что не желаешь возвращаться домой? Ты хотела шикарной жизни и приключений, а теперь в кусты?
— И это ты называешь приключениями?! Всюду карлики злобные с ненормальными кошками бегают, звонки с того света. Один Бэрримор чего стоит! Да здесь монстр на монстре сидит и монстром стыдливо прикрывается!
— Ты права, это целиком и полностью моя вина, что мы очутились в собачьих шкурах. Но ведь я делаю всё, чтобы как-то выкрутиться! Мы должны помогать друг другу, что бы ни случилось, мы же друзья.
Юлька демонстративно отвернулась в угол и разглядывала в нём какую-то маленькую паутинку.
— Знаешь, а я ведь тебе завидую, — вдруг сказала она.
— Мне? — удивилась Лада. — Мне?!
— Мы всю жизнь с тобой вместе, чуть ли не с пелёнок. Люди волей-неволей нас сравнивают, и всегда не в мою пользу. Я же простейшую задачку без твоей помощи решить не могу! Пол в классе самостоятельно вымыть не способна, в слове «мяч» по три ошибки делаю. А ты мне всё время помогаешь. Думаешь, мне приятно, да? — Юлькины глаза блестели из-под насупленных бровей.
Лада не знала, обижаться ей или обратить всё в шутку.