— Я пришел поговорить с вами потому, что понятия не имею, сколько Йен пробудет со мной. После больницы его мать отправят в клинику на реабилитацию — конечно, если она согласится. Сейчас-то она твердит, что согласна, но попав туда, может и передумать. Йен вернется к ней лишь после того, как она пройдет тест на наркотики, и докажет, что не употребляет их. Держать себя в руках ей удается месяц, два или три. А может случиться так, что она сразу сведет себя в могилу. Я обещал вам, что Йен будет проводить в доме всего два выходных дня в месяц, но теперь я не смогу сдержать это обещание, мало того, не знаю, сколько сын пробудет со мной. Вот я и решил спросить: хотите ли вы, чтобы я нашел другое жилье? Вы же не рассчитывали постоянно видеть в доме ребенка, поэтому, если вы против, я поищу другое жилье для нас с Йеном. Когда я сюда вселялся, я не думал, что мне понадобится отдельная квартира, но видимо, этого не избежать. Вам решать, Франческа, и если вы не захотите, чтобы мы жили здесь, я вас пойму. Просто скажите, как я должен поступить, и я постараюсь все уладить как можно быстрее. — Он говорил, что готов освободить комнаты, и выглядел при этом таким измученным, что у Франчески от ужаса сжалось сердце.

— Вы шутите? Думаете, я попрошу вас съехать после всего, что случилось с Йеном? Конечно, пусть остается здесь, и вы, разумеется, тоже. Мне и в голову не пришло бы просить вас съехать, этого я вовсе не хочу. Все мы любим Йена, мне тоже хочется помочь ему. Мальчику пришлось очень тяжело, как и вам. Жаль, что вам выпало столько бед. — Она и вправду сочувствовала обоим.

— Мне тоже, — согласился он, во всех подробностях вспоминая, как накануне вечером забирал из больницы перепачканного кровью сына. — Такой жизни никому не пожелаешь, тем более ребенку. Будь у матери Йена сердце или мозги, она отказалась бы от опеки, но она об этом и слышать не желает. Боится, что если об этом узнают ее родители, то перестанут выплачивать ей содержание, потому и не желает отпускать Йена. В остальном ей нет до него дела. Но хуже всего то, что никто и не станет уговаривать ее отказаться от опеки. Завтра я иду на слушание как раз по этому вопросу. Йена временно отдадут мне, но едва его мать оклемается настолько, что сможет разжалобить судью и доказать, что наркотики она больше не употребляет, придется вернуться к прежнему соглашению. Тошно даже думать о том, что придется снова отдать ей Йена. Она срывается уже третий раз, но едва отходит, как мальчика снова возвращают ей. Отец моей бывшей жены очень влиятельный человек. На судей это неизменно действует.

— А чего хочет сам Йен? — тихо спросила Франческа.

— Он боится, что мать умрет, если его не будет рядом. Он спас ее уже во второй раз. Но когда-нибудь просто не успеет, и она умрет у него на глазах, не успев выпустить из рук шприц… — По щекам Криса покатились слезы, Франческа вскочила и порывисто обняла его.

— Хотите, я схожу завтра с вами в суд? В одиночку выдержать такое нелегко…

Крис покачал головой:

— Мне не привыкать. Спасибо, но я не хочу взваливать на вас такую обузу. Это мои проблемы, а не ваши. И все-таки спасибо за предложение… и за дружбу. Хорошо еще, судья разрешил не приводить в суд Йена. Никаких осложнений не предвидится, только решится вопрос о временной опеке, пока мать Йена на реабилитации. Вряд ли ее адвокат найдет что сказать после вчерашнего… — Воспоминания об этом были мучительными не только для Йена, но и для Криса — Франческа видела это по его глазам. Теперь она понимала, почему Крис так ценит одиночество. Очевидно, он слишком серьезно травмирован жизнью с бывшей женой. Крис признался, что сейчас хочет лишь одного: жить тихо и мирно вместе с Йеном. Он уже прошел сквозь ад, и самое страшное, что тот же ад видел Йен. Но Крис понимал: если он попытается навсегда отнять мальчика у матери и добьется своего, Йен всю жизнь будет винить себя за то, что в решающий момент его не оказалось рядом с матерью. Эти воспоминания станут для него кошмаром. Йен с матерью поменялись ролями: опекал он, в роли ребенка выступала она.

Разговор продолжался еще несколько минут, Франческа заверила собеседника, что ему вовсе незачем съезжать отсюда. Не зная, как ее благодарить, Крис вернулся к себе. Прошлой ночью им с Йеном так и не удалось сомкнуть глаз, а сегодня мальчику снились страшные сны. Франческа слышала, как он вскрикивает и успокаивается под низкий рокот отцовского голоса. Франческу не покидала жалость к ним обоим.

Рано утром Крис собрался в суд, на заседание по вопросу временной опеки, а Мария вызвалась побыть с Йеном. Крис надел темный костюм с галстуком, таким серьезным Франческа еще никогда его не видела. Мысленно желая ему удачи, она смотрела, как Крис садится в такси, торопясь на встречу со своим адвокатом. Такие появления в суде стали для него привычным делом. Йен тоже хорошо знал, что предстоит его отцу: так он и объяснил Марии и Франческе, которые пытались отвлечь мальчика разговором в кухне. Йен объяснил, что, пока мама не выйдет из больницы, он поживет с отцом, а потом обязательно вернется присматривать за ней, иначе она может умереть. Таких недетски печальных глаз, как у Йена в эту минуту, Франческа никогда не видела. Накануне вечером она узнала от Криса, что Йен дважды в неделю ходит к психоаналитику, чтобы хоть немного смягчить травму повседневной жизни. Франческа считала, что так мучить ребенка, а тем более шантажировать им отца — преступление.

Тем утром Йен, получив разрешение отца, поговорил с матерью по телефону. Оба знали, что из реабилитационного центра мать не сможет звонить ему до тех пор, пока не вылечится и ее не выпишут. Возможно, пройдут месяцы, прежде чем они снова сумеют поговорить, — от этой мысли ему каждый раз делалось тоскливо. Грустный и подавленный, он согласился посидеть на коленях у Марии, а потом пристроился под боком у Франчески и уснул. Когда в одиннадцать домой вернулся Крис, мальчик еще дремал. Как и ожидалось, судья отдал Йена под временную опеку отцу. Шепотом поблагодарив Франческу и Марию, Крис подхватил сына на руки и понес в комнату, надеясь, что сон поможет восстановить душевное равновесие им обоим. Все еще потрясенная случившимся Франческа ушла в галерею, но целый день думала только об отце и сыне. Ей хотелось хоть чем-нибудь помочь им, но чем? Разве что побыть рядом. Все живущие в доме на удивление быстро сдружились. Сдавая комнаты, на такую удачу Франческа не рассчитывала. Казалось, все обитатели дома номер 44 по Чарлз-стрит стали одной семьей.

Как только Йен начал проводить в доме на Чарлз-стрит все время, атмосфера в нем изменилась — точно так же, как менялась с появлением очередного жильца. Теперь это был настоящий дом и семья, центром которой стал ребенок. Мария готовила еду и присматривала за Йеном, когда Крис был слишком занят, чтобы побыть с сыном после школы. Франческа брала мальчика с собой в галерею, а по выходным водила куда-нибудь. Йену нравилось бродить по галерее, знакомиться с постоянно заглядывающими туда художниками и рассматривать картины. А Эйлин продемонстрировала талант педагога, затевала с Йеном удивительные игры и учила его делать птичек-оригами. Под руководством Эйлин все обитатели дома однажды в выходной день смастерили кукол из папье-маше, перевернув вверх дном всю кухню. Но куклы получились замечательными, Йен пришел в восторг. Как оказалось, Эйлин наделена даром ладить с детьми, Йен ходил за ней хвостиком, словно за гаммельнским крысоловом. Эйлин уводила его к себе наверх и часами читала ему любимые книжки, за что Крис был безмерно благодарен девушке. Йен слушал ее, затаив дыхание.