Как выпутаться? Как вырваться? Горькое отчаяние застилает собой мир. Окутывает меня и тянет на дно. Выжигает веру. Убивает. Хоронит заживо.

— Мы не всегда в жизни делаем то, что хотим. Я тоже не планировал становиться альфой, не хотел брать в жены Катарину, — вздыхает.

Или мне кажется, или мое отчаяние переходит к нему. Ощущаю, как воздух в комнате становится тяжелым, горьким, удушливым.

— Почему не отказался? Зачем идти в жизни по пути, который тебе не по нраву?

— Долг, Вивьен, — вздыхает. — Утратив истинную, брат не мог более управлять стаей. Он слабел, горе все больше уничтожало его сердце. Он итак, продержался долго. Пока я был в плену. Но стая слабела. Лидер терял силу. Контроль. Отец и Катарина, как могли поддерживали порядок. Но это были временные меры.

— А как он ее утратил… та женщина на фото… — язык прилип к небу. Говорить и формулировать мысли становится тяжело. Меня давит горе. Проникает внутрь, кромсает на куски. И это не мое горе. Его.

Жуткие пугающие ощущения. Я действительно ощущаю его эмоции. Они как ураган сокрушают меня. Придавливает к земле. Лишают последних сил.

— Его истинная. Она умерла от горя. В тот же день, как утратила свое дитя. Сердце перестало биться. Вальтер выжил, но лишь оболочкой. Душа его почила вместе с сыном и женой, — комнату опутывает леденящий могильный холод. Явственно ощущаю запах смерти. Боль утраты. — И каждый год он будет усыхать все больше и больше. И этого не остановить.

В глазах оборотня читаю обвинение. Осуждение. Ненависть. И эти эмоции адресованы мне. Или я ошибаюсь? Сама себя еще больше запугиваю? И еще какая-то внутренняя борьба. Он сдерживает себя от каких-то действий в мою сторону. Но каких? Не решаюсь спрашивать подробнее. Понимаю, он пережил ту трагедию снова. Не стоит бередить раны. Перевожу разговор, как мне кажется не в такое трагическое русло.

— А Катарина? Почему ты женился, если не хотел?

— Она утратила сестру. Отца и двух братьев. У нее никого не осталось. Ни одной родной души. Но она нашла в себе силы стать матерью для стаи. Их защитой, опорой, поддержкой.

Делаю вывод. Что все те снимки в комнате — родные Катарины. Потерять семью — ужасно. Я должна понимать ее злобу на весь мир. Но нет, все равно при одном лишь упоминании о ней, мне хочется спрятаться в самый дальний угол. Не вызывает она у меня ни капли добрых эмоций.

— И стая вместе с постом альфы сосватала тебе ее в жены. Да так, что ты не смог отказаться? — выпаливаю догадку. Содрогаясь от законов оборотней. И меньше всего мне хочется становиться частью этого дурдома.

— Да…

— А я слышала вы все очень счастливо и мило жили втроем, — вспоминаю полный восторга рассказ Шайны.

— Тебе несколько приукрасили положение вещей, — горько усмехается.

Паршиво. Мне паршиво. Ему паршиво. Вот это, наверное, единственное, что нас сейчас и объединяет.

— А что они говорили насчет того, что тебе нельзя принимать облик волка? Это опасно. В чем опасность если ты оборотень?

— Я долго был в плену волком. Мне кололи препарат, делающий невозможным переворот. И теперь еще три месяца я обязан сохранять человеческий облик, сдерживая своего зверя. Иначе процесс окажется необратим. И, скорее всего, я навсегда останусь волком.

— А ярость и злость способствуют обращению?

— Верно. Еще полная луна взывает к зверю. И с каждым месяцем этот зов все сильнее. И ты как моя истинная сможешь успокоить зверя, — наклоняется ко мне. Проводит носом по волосам. — Потому ритуал мы проведем завтра ночью. Более откладывать я не намерен.

Сон. Сладкое забытье. Я давно утратил эту способность. Забыл ощущения безмятежного отдыха. Больше не сплю. Лишь закрываю глаза. Ослабляю контроль и монстры прошлого, как голодные псы вгрызаются в сознание.

Мне не давали спать. Не позволяли лечь. Всегда на четырех лапах. Были лишь краткие мгновенья передышки, когда от бесконечных ударов отключалось сознание. Тогда я видел стаю. Наши луга. Запах леса. Родные ароматы волков. Время, когда вкус свободы был привычным. Недооцененным. А потом появлялся ее образ. Истинная. Отрава. Она размывает картинку счастья. Окрашивает все кровавой тьмой.

Та, которую я ждал. О которой грезил. Стала моим кошмаром. Источником вечной ненависти. Она питала и давала силы жить. Выжить. Выстоять. Чтобы отомстить. Вернуться из небытия. Заставить каждого платить по счетам. Расплачиваться за кровь и страдания.

Надо мной всегда стояло два надсмотрщика. Только мои глаза закрывались, а ноги подгибались, как я получал удар током или плетью. Я привык к боли. Она стала неотъемлемой частью меня. День за днем боль раскрывала разум. Закаляла. Раскрывала. Позволяла чувствовать острее. Боль стала моим учителем. Моей вечной спутницей по нескончаемому кольцу пыток.

Вначале надо мной проводили эксперименты. Кололи неизвестные препараты. И наблюдали за реакцией. Вводили отраву, выкручивавшую внутренности. Пекущую. Обжигающую. Она выжигала нутро. Яркие всполохи закрывали взгляд кровавым туманом.

Порой мне завязывали глаза. Чтобы я терял ориентацию в пространстве. И били. Избивали. Калечили. Ломали лапы. И наблюдали, как быстро повреждения зарастут. Я не просил пощады. Не скули. Нет. Я ждал. Знал. Придет мой час. И каждый из них получит свое. Никто не останется безнаказанным. Их голоса и запахи клеймом выжжены внутри. Их не перепутать. Не ошибиться.

Первые годы я был во власти ученого. Ежедневно меня резали. Избивали палками. Во имя науки. Исследований. Это называлась изучение природы оборотня. Ошейник с ядом мешал перекинуться в человека. Впрочем, я не хотел. Мне нужно было оставаться зверем. Усыпить свою человеческую суть. Чтобы выжить. Стая нуждалась во мне. Месть взвывала к сознанию. Раз за разом вытягивала из небытия. Заставляла принять боль. Принять ее как свою возлюбленную. Позволить разуму раскрыть новые грани. Принять новую силу.

Да, невзирая на ежедневные побои и яд в крови я креп. Закалялся. Не в физической силе мощь. А в разуме. В контроле над собой. В терпении. Умении выжидать. Найти лучший момент и нанести один удар, который собьет с ног противника. Уничтожит его.

После меня продали в цирк. Тогда на несколько мгновений, отчаяние заползло в душу. Неужели мои враги останутся безнаказанными? Нет. Я одолел минутную слабость. Никто не уйдет. Счета будут закрыты. Это лишь отсрочка. Я приду за ними. Найду каждого. И я нашел. Позже.

Новое место обитания расширило список смертников. Я их считал. Запоминал. В цирке разум окреп. Боль стала родной. И я мог углубиться в познание себя. Наблюдать. Просчитывать план побега. Приближать свой час возмездия.

Меня принуждали, как послушного зверька устраивать представление людям. Человеческая раса. Ранее я мало сталкивался с ними. Наша стая жила вдали. И лишь иногда мы выходили к человеческим поселениям.