– Папа давно не ездил на велосипеде, – сказала Хейли, – и свалился три раза.

– Два, – с усмешкой поправил ее Брайан.

Я чувствовала, с каким удовольствием Хейли произносила это слово – «папа». Она часто его повторяла, словно стараясь вознаградить себя за все те годы, когда не могла его произносить.

– Останешься ужинать? – спросила я.

Брайан отрицательно покачал головой.

– Надо же дать вам, девочкам, поболтать наедине. – Он обнял Хейли. – Хочешь завтра покататься снова?

– Еще бы! – сказала она.

– А уроки тебе не надо делать? – спросила я.

– Немного. – Все недели в больнице она продолжала выполнять школьную программу. Не думаю, чтобы меня на это хватило на ее месте. Она не желала отстать от своих друзей.

– Пойди позанимайся, а я закончу свою работу, и тогда будем ужинать.

– Ладно, – сказала она, направляясь к лестнице. Она оглянулась на нас через плечо. – Пока, папа.

– До завтра. – Брайан помахал ей.

Мы прислушивались к ее шагам.

– Спасибо за помощь, – сказала я.

– Мне было очень приятно. Поверь.

– Ей доставляет такое удовольствие знакомиться с тобой.

– Я получаю вдвое большее удовольствие, знакомясь с ней.

Внезапно я рассердилась. Я отвернулась от него, чтобы достать пару тарелок из шкафчика над посудомойкой. Мы вели долгие беседы о здоровье Хейли и лечении. Долгие беседы о Хейли. Я показала ему ее видео в балетном классе и как она одолевает другую команду на соревнованиях по плаванию. Но мы никогда не говорили о его чувствах. О его трусости. О его никчемности. «Я не могу пережить потерю еще одного ребенка», – сказал он, оставляя нас, когда Хейли заболела в первый раз. Что же, и я не смогла бы, но это не давало мне права повернуться и уйти.

Ни он, ни я никогда ни единым словом не упоминали о Лили. Когда я сказала ему, что меня назначили директором Бюро розыска пропавших детей, я искала в его лице что-то, что показало бы, что он понял. Но он вел себя так, словно я стала директором какого-нибудь издательства или детского сада, словно это не имело никакого отношения к нашей жизни. Когда-то мне придется заговорить с ним об этом, потому что меня выводило из себя то, что он поступал так, словно мог ворваться в нашу жизнь без всяких последствий. Сейчас, однако, я не осмеливалась сделать или сказать что-либо, что могло нарушить отношения, складывающиеся между ним и Хейли.

Поставив тарелки на стол, я подошла к двери в гараж и открыла ее.

– Значит, мы увидим тебя завтра? – спросила я.

– Да. – Он подошел к двери и обернулся ко мне, улыбаясь. – Она вырастет похожей на тебя, – сказал он. – Она уже напоминает мне тебя.

– В каком смысле?

– Ты знаешь. – Он пожал плечами. – Какая-то… невероятная.

Улыбка грустная. Я увидела в его глазах сожаление.

– Увидимся завтра, – сказал он.

Брайан вышел, и я смотрела в открытую дверь гаража, как он шел к своей машине, которую оставил на улице. Смотри, не влюбись в него и ты, сказала я себе. Нет! Слишком много воды утекло.

Я запекала в духовке семгу, когда час спустя зазвонил телефон. Я подняла трубку. Я всегда отвечала на звонки, не глядя на определитель. Это стало результатом многих лет ожидания телефонных звонков. Или ожидания ответов. Я всегда отвечала на звонок с надеждой в голосе.

– Алло? – Я уменьшила огонь под кастрюлей с рисом.

– Это Джефф Джексон.

А, черт! Онколог Хейли звонит в шесть часов. Плохой признак. Я напряглась.

– Что случилось? – спросила я. У нее такое хорошее состояние, хотела я сказать. Пожалуйста, оставьте ее на этой неделе в покое.

– Пришли результаты из лаборатории, – сказал он. – Плохой анализ крови.

– Вздор. – Я запустила руку в волосы. – Джефф, она выглядит потрясающе. Сегодня она долго ездила на велосипеде и…

– Ей нужно переливание крови.

Я закрыла глаза.

– Сейчас?

– Боюсь, что да.

– Черт возьми все на свете!

– Я позвоню в больницу и попрошу приготовить для нее палату, – сказал он и мягко добавил: – Мне очень жаль.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, прежде чем подняться наверх. Я постояла у открытой двери в комнату Хейли. Она не видела меня и общалась в скайпе с одной из своих двоюродных сестер. Это была одна из близнецов – Мэдисон или Мэнди. Я не могла их отличить одну от другой. Мэдисон или Мэнди болтала и смеялась. Она держала на руках собаку и заставляла уэстлендского терьера махать в камеру лапой. Сестра Брайана, Мэрилин Колльер, жила в часе езды от нас, в Фредериксбурге, и она и четверо ее девочек остались частью нашей семьи, несмотря на отсутствие Брайана. Хейли любила своих кузин, а они любили ее. Слезы жгли мне глаза, когда я слушала ее болтовню. Я просто не могла испортить Хейли этот момент.

Я слегка постучала в открытую дверь.

– Ух! – Хейли быстро отвернулась от экрана. Она развернулась в кресле ко мне навстречу. – Я кончила математику, мам, и только минутку поболтала с Мэнди в скайпе.

Мне было не важно, что она лжет. Пусть болтает в скайпе с кем хочет. Пусть делает все, что хочет.

– Хорошо, – сказала я и вздохнула. – Только что звонил доктор Джексон, детка. Он говорит, что у тебя плохой анализ.

– Вот дерьмо!

– Не говори «дерьмо».

– Ты сама все время говоришь.

– Да, правда, но я не должна.

– Я не хочу в больницу, мама. – Ее умоляющие глаза просили меня позволить ей остаться дома, и мое сердце рвалось на части.

– Придется, солнышко. Мне так жаль.

Она встала.

– Дело дрянь.

– Абсолютно с тобой согласна.

– Значит ли это, что на следующей неделе не будет химиотерапии?

Я не могла понять, надеялась ли она избежать химиотерапии или опасалась, что теперь лечение будет продолжаться дольше.

– Это будет зависеть от анализов, – сказала я. – Собирайся и поедем.

Она нахмурилась, ухватившись за ручку кресла.

– Мама! – сказала она. – Не говори папе, хорошо?

Может быть, другая мать не поняла бы. Но я поняла. Она боялась. Ее болезнь когда-то спугнула Брайана. Теперь они вместе провели несколько дней, и она боялась снова показаться ему больной.

– Он не уедет, детка, – сказала я и вышла из комнаты, надеясь, что не соврала.

Эмерсон

Уилмингтон, Северная Каролина