Эти несколько дней здесь, с ним, позволили освободиться от тяжести прошлых лет, фамильных скелетов в шкафу, багажа, который Лорелей тащила на себе всю жизнь. Для нее больше не было пути назад. Она необратимо влюблялась в Нэша. И если любовь можно было сравнить с путешествием, то этим утром они оба углубились в неисследованные леса.

Прошлой ночью Нэш взял руки Лорелей в свои и показал все тайны, что хранило его собственное тело. Тут и там скрывались давние порезы и царапины, шрамы давних лет. Некоторые почти невозможно было заметить, пока их не касались кончики пальцев. Нэш вел ее руку вдоль своей спины и бедра, и там Лорелей почувствовала впадину, довольно серьезное ранение после аварии на гонках в Италии. Его история звучала почти безучастно, буднично: резкий поворот, перевернувшаяся вверх тормашками машина — и ранение.

Тогда на пляже позади ресторана Лорелей спросила Нэша о прошлом. Вместо ответа он задел ее за живое, упомянув Реймонда. В постели он снова уклонился от ответа. Он показал шрамы на теле, но суть его боли осталась для Лорелей загадкой. Всегда ли он был таким с женщинами? Стремился узнавать все их секреты, но хранил свои тайны? Затем Лорелей осознала, что не желает думать о других женщинах. Ее не волновало прошлое Нэша. Она жила моментом, наслаждалась настоящим. Опасалась думать о том, что будет дальше.

— Бабушка никогда не разрешала мне покупать мороженое, когда я была маленькая, — призналась Лорелей, доедая хрустящий рожок. — Она утверждала, что его следует есть только из вазочки и только за столом. Желательно, чтобы в этот момент локти не касались стола.

— Ну и ведьма…

— Ну уж нет. Она всегда была доброй, просто по-своему. Она воспитывала меня. Правда, когда мне исполнилось тринадцать, меня отправили в частную школу, но я всегда проводила летние каникулы с ней. Она сделала мое воспитание целью своей жизни.

— Неужели ты была настолько неуправляема?

— Манеры, знаешь ли. Ты не представляешь, какой я была дикаркой. — Она отряхнула ворот своей просторной светлой блузки.

Нэш улыбнулся.

— В общем, как видишь, я до сих пор не особенно отличаюсь манерами. — Она смеялась, прикрыв рот рукой. — Мне пришлось научиться вести себя на людях. Бабушка была достаточно известна. В свое время сам Сесил Битон фотографировал ее фотографии. Она была неописуемо красива.

— Теперь понятно, от кого ты взяла лучшее. — Его насыщенно-синие глаза внимательно рассматривали ее.

Лорелей лишь повела плечами:

— Красота не вечна. Она всегда хотела что-то создавать, но лучше всего ей удавалось управлять талантом других. Художники, писатели, музыканты стремились под ее крыло. Когда не стало ее третьего мужа, бабушка получила большое наследство и организовала галерею и фонд, чьей миссией стало собирание средств на различные цели. После несчастного случая, положившего конец моей карьере как подающей большие надежды наезднице, бабушка вложила в мое существование новый смысл. Так она ввела меня в комиссию фонда, где я до сих пор борюсь за ее идеалы.

— Достойная замена?

— Да, иногда я чувствую, что это так. Однако тяжело отделять работу в фонде от личной жизни.

Лорелей осеклась, она хотела прекратить этот разговор. Она не могла забыть слова Нэша, сказанные в Монако.

— Да и, кстати, насчет вчерашнего, Нэш. Я не смешиваю работу и личную жизнь.

— Да… Прости меня, я вышел из себя. — На его лице отражалось искреннее сожаление, это польстило ее уязвленному самолюбию.

— Ты просишь прощения? — удивилась она.

Лорелей хотелось, чтобы Нэш понимал ее и одобрял ее решения. Она была готова к любой критике с его стороны.

Прошлая ночь многое изменила.

— Я лишь хотел понять, как ты жила все это время. Я… — Нэш прервался, понимая, насколько глубоко заведет его подобное откровение.

Лорелей подняла руку, показывая, что ей все ясно.

— В любом случае, я принимаю твои извинения.

Он смотрел ей прямо в глаза.

— Я ревновал. — Нэш старался придать своему голосу оттенок равнодушия.

Ее сердце учащенно забилось.

— О, неужели…

— Одна мысль о том, что рядом с тобой когда-то был другой мужчина, убивает меня.

Он говорил это так неохотно, словно к его виску приставили пистолет. Все это время он не сводил с нее взгляд. Лорелей была поражена. Она молчала.

— Лорелей, тебе нечего сказать?

— Просто не думай об этом. Все в прошлом.

— Не совсем то, на что я рассчитывал, но все же лучше, чем ничего. — Теплота не покидала его взгляд.

Лорелей провела рукой по волосам Нэша:

— Это действительно приятно слышать. Во время судебных разбирательств по делу Реймонда в газетах обо мне писали множество неприятных вещей. Журналисты старались накопать как можно больше грязи, таковы их методы.

— Это обеспечивает большие тиражи, — угрюмо заметил он.

Никому не известно об этом лучше, чем Нэшу. Уж он-то вкусил с лихвой горькой славы. Он более десяти лет скрывался от папарацци.

— Надеюсь, мне никогда не придется пройти через это еще раз. Те ужасные пять недель в Париже… Каждое утро новые статьи с оскорбительными заголовками… — Она содрогнулась от отвращения.

Нэш нахмурился. О чем он думает? Неужели он читал хоть одну из этих историй? Она не смела спрашивать, не хотела снова думать об этом. Однако было необходимо внести ясность.

— Все те мужчины, с которыми я якобы встречалась… На яхте Юровского я была одной из пятнадцати приглашенных гостей женского пола, так как дружила с его пассией. Что касается Дамиана, я знаю его с тринадцати лет, и между нами никогда ничего не было.

— Тебе не нужно отчитываться передо мной за свое прошлое. — Голос Нэша звучал почти грубо, но выражение крайнего удовлетворения ее словами не покидало его глаз.

Мог ли он действительно ревновать ее?

— Наоборот, Нэш. Я поделилась с тобой своим прошлым, в то время как ты и не думаешь оставить свою привычку отмалчиваться.

— Хочешь услышать о моих бывших?

Лорелей лишь махнула рукой:

— Ты несерьезно относишься к этому разговору. Почему ты не доверяешь мне?

Он заправил ей за ухо непослушный локон:

— Хорошо, что бы тебе хотелось узнать?

Ее лицо просветлело.

— Мы могли бы начать с того, на чем остановились прошлой ночью. Твои шрамы. Ты сказал, что они всегда при тебе. Что ты имел в виду? Я знаю, это сложно объяснить, но мне бы хотелось узнать, почему ты занимаешься тем, чем занимаешься…

— Сложно? — Он смотрел на нее с улыбкой. — Нет, дорогая, это очень просто. Это у меня в крови. Мой отец, Джон Блу, работал в разных инженерных командах по всему миру и таскал нас за собой.