- За указку тоже сразу не хватайтесь, - не удержалась от маленькой шуточки.

- Точно-точно! – поддержала меня коллега и, поправив, жакет от строгого костюма, направилась к крылу, где был её кабинет. – Пойду проверю.

Вернула внимание расписанию и быстро внесла оставшиеся правки. Теперь дело за малым – побегать. Да-да, я собралась побегать от Козырского. Если он решил задержаться в школе подольше для того, чтобы отвезти меня домой, то шиш ему с маслом. Достаточно с него выходных, во время которых он не покидал мою квартиру. Спасибо, что хоть с ночевкой не оставался.

Поэтому после последнего на сегодня урока замкнула кабинет и быстрым, но очень трусливым зайцем ускакала за сыном в садик. Трусливым зайцем я себя чувствовала оттого, что постоянно казалось, что чей-то очень настойчивый взгляд вперился мне в затылок и нужно петлять по тропинкам и между ними, запутывая следы.

Как школьница, сбежавшая с последнего урока, честное слово…

- А почему Матвей за мной не приехал? – спросил Ваня уже дома. Всю дорогу он почти не проронил ни слова, глядя куда-то себе под ноги.

- Ванюш, - мягко погладила его по голове. – У Матвея есть своя работа. Он не может нас возить, когда нам захочется.

- Ладно, - ответил сыночек и продолжил без аппетита ковырять вилкой в тарелке.

Чувство вины за трусливое бегство давило внушительным весом на плечи. Что такого в том, что Матвей подвёз бы нас по-соседски? Ему тоже по пути с нами.

Нет. Нельзя давать еще больше поводов мне и Ване привязываться к Матвею. Нам опять может быть больно. Затем надо будет снова объяснять сыну, почему ещё один, запавший ему в сердце человек, отдалился от нас. Его отца на этом поприще вполне достаточно.

Но неловкое молчание, что паутиной висело между мной и сыном, всё сильнее запутывало в свои липкие сети, и теперь чувством вины накрывало с головой. Еще несколько минут такой пытки и я буду готова сама пойти за Козырским только ради того, чтобы мой сын хоть немного улыбнулся за вечер и не смотрел на меня как на врага народа.

Ещё этот Лосиныч тут нагнетает. Сидит у вазы с фруктами и прожигает мне лоб своими глазами-пуговицами. Пока Ваня гонял по тарелке стручок фасоли, незаметно отвернула от себя этого героя в рабочей перчатке вместо лосин.

Внезапный звонок в дверь как спасительный гонг разорвал тишину, царящую в кухне.

- О! Кто-то к нам в гости пришёл! – оживился сынок и, схватив Лосиныча, выбежал вместе с ним в прихожую. – Кто там?

- Открывай, старичок. Свои.

Вот, чёрт!

- Мам, это Матвей, - озарилось солнечной улыбкой Ванино лицо. – Давай, открывай.

- Даю, открываю, - нехотя направилась к двери, зачем-то бросила взгляд в зеркало и поправила прическу и одежду.

Боже, Литвинова! Ещё губы накрась и укладку сделай.

Приоткрыла дверь и встретилась с озорным блеском темных глаз.

- Привет, - сказал Матвей.

- Привет, - отозвалась я эхом, чувствуя, что рядом протиснулся сын.

- Ты так спешила утром от меня удрать, что оставила в машине косметику, - протянул он на ладони тушь, тоналку и помаду. – И вот ещё, - в другой руке показалась расческа.

- Спасибо, - сгребла свой скромный багаж из его рук в свои и застыла, не зная, что еще следует сказать.

Ситуацию «спас» Ваня.

- Матвей, а пойдём кушать? Там мама овощи приготовила. Невкусно, но мама говорит, что полезно. Хочешь?

Вот, спасибо, сыночек! Такую рекламку маме сейчас сделал.

- Если для меня осталась порция, то я с удовольствием, - робко улыбнулся Матвей и прочесал пятерней затылок.

- Осталась, - заверил его Ваня. – Я тебе свою отдам.

- Вот ты жук маленький, - щелкнула смеющегося сына по носу и открыла дверь шире, пропуская Козырского в квартиру. – Проходи, проходимец. Отравлю тебя полезным ужином.

- Звучит многообещающе.

- А это что такое? Брокколи-альбинос? – тихий шёпот моего соседа за спиной заставил насторожиться и навострить уши. Даже поток воды из крана чуть убавила и замерла с недомытой тарелкой в руках.

- Цветная капуста, - после секундной заминки ответил тем же шёпотом Ваня. – Не нюхай и не дыши, пока не проглотишь.

Поджала губы, чтобы не прыснуть. Эти двое уже минут пятнадцать пытаются умять ужин, который все окрестили полезным. Неоднократно прошлись по всем продуктам, лежащим в тарелках и вывели отдельные методики для поедания каждого.

- А это кукуруза. Она вкусная, - шепнул Ваня, а я порадовалась тому, что хоть что-то, из лежащего в его тарелке, оказалось ему по вкусу. – Сосиску бы сейчас сюда. Да?

- Так, заговорщики! – отложила тарелку на сушилку, обрубила поток воды и повернулась к ним, вытирая руки кухонным полотенцем. – Во-первых, я всё слышала, во-вторых, быстрее доедайте. Не ночевать же мне у раковины, дожидаясь ваших пустых тарелок.

- А мы уже всё, - втолкнул в себя сын ненавистную им цветную капусту и, в самом деле, не дыша, и почти не жуя, проглотил её. – Спасибо, мама. Всё было очень вкусно, - сгрёб свою тарелку и прихватил пустую тарелку Матвея. Поставил их в раковину и, обтерев губы тыльной стороной ладони, спросил. – Можно мы теперь поиграем?

- Может, Матвею нужно отдохнуть после работы? Он, наверное, тоже устал, - предположила я.

- Но у меня там… - начал сын возмущенно, слишком явно выискивая повод для того, чтобы Матвей остался у нас. – Я там вагончик не могу прицепить. И овца постоянно падает.

- Ну, раз овца постоянно падает… - начала я.

- Серьёзное дело, - хмыкнул вместе со мной Матвей, встав плечом к моему плечу.

- Не то слово, - иронично подметила я. Прочистила горло и чуть отступила в сторону от мужчины.

Слишком много тепла и ауры, укутывающей спокойствием, исходило от него. Не нужно обманываться. Он, всё равно, уйдёт.

- Ну, можно? – круглые синие глаза смотрели на меня с мольбой, но в то же время с упрёком.

За этим «ну, можно?» без труда можно было расслышать: «мать, не тупи. С Козырским дружу я, тебе с ним дружить необязательно».

- Хорошо, - капитулировала. – Но только потом, чтобы собрали все игрушки и разложили по полочкам и коробкам. Ясно?

- Да, мам, - широкая улыбка расцвела на лице сына. – Мы всё уберём. Да, Матвей?

- Да, старичок, - кивнул ему мужчина. – Ты иди пока раскидай всё, а я сейчас приду.

- Только ты не долго тут, ладно? – подпрыгнул Ваня на месте и жестом показал Козырскому наклониться к нему. – Если мама будет ругаться, сразу зови меня. Она у меня вот где, - показал он сжатый кулачок.

В безмолвном возмущении выпучила глаза и сдержала себя от того, чтобы дать обоим, тихо смеющимся друзьям, кухонным полотенцем по головам.