сильно расстроились, когда поняли, что не стыкуется. Но факт предательства за спиной – он возвел эмоции в квадрат.

Сделал ее особенной, несмотря на отсутствие глубоких чувств. Просто потому, что мы теперь навсегда связаны.

– Познакомить тебя с Бонапартом? – предлагает Лизе.

Та шустро спрыгивает с забора, на который успела забраться в попытке познакомиться с лошадьми поближе и с энтузиазмом соглашается. Я чувствую себя некомфортно. Нам было не о чем разговаривать, когда мы были вместе, теперь и подавно. Зачем она пытается сломить между нами стену? Я не прощу предательства, на что бы отец не надеялся.

На горизонте появляется Аленка и активно машет рукой, привлекая мое внимание.

– Я сейчас приду, – отталкиваюсь от забора и шагаю мимо застывшей Рины.

Она явно напряжена. «Хоть что-то» – усмехаюсь про себя.

Иду в направлении покачивающейся посреди лужайки заднего двора сестры.

– И кого ты пытаешься обмануть? – Аленка прищуривается, пытаясь одарить меня скептическим взглядом, но выходит это скорее карикатурно, чем обличающе.

Не потому, что из нее плохой выпытыватель тайн, в этом ей как раз нет равных. Просто после четырех насчитанных мной мохито, равновесие ее подводит, и она угрожающе кренится, пытаясь сохранить баланс на высоченных босоножках. И кто так обувается загород?

– Подробнее, пожалуйста, – усмехаюсь я, складывая руки на груди.

– Господи, да никакая она тебе не девушка! – угрожающе громко шипит она.

Я оглядываюсь назад, проверяя достаточную удаленность от двух заинтересованных ушей. Все нормально, Лиза с Риной по-прежнему трепятся о лошадках. Какая неожиданная идиллия. Хотя примерно на это я и рассчитывал, оставляя их наедине, Лиза заговорит любого. И отлично входит в роль.

Ладонь до сих пор жжет от ее цепких пальчиков.

На всякий случай хватаю сестру за локоть и увожу за угол, минимизируя риски быть услышанными.

– Что ты несешь, – закатываю глаза. – Я тебя прошу, снизь скорость, – забираю из рук Алены очередную порцию возлияний. – Иначе через час будешь валяться под тем кустом. Снова.

Киваю на разросшуюся тую у забора.

– Э, не было такого, – возмущается она.

– Выпускной, – напоминаю я.

– А. Ничего не помню. Хо-ро-оший был вечер.

– Да, ты тогда, кажется, твердо решила, что со дня на день тебя завербует ФСБ.

– В свое оправдание: Николай Георгиевич произнес очень странную выпускную речь! – высокопарно взмахивает пальцем моя сумасбродная сестра. – А потом все пытался зажать меня в темном углу.

– К тебе клеился завуч? – удивленно вскидываю брови. Этими подробностями она не делилась. Знал бы, наведался в школу с объяснительно прикладной миссией. Извращенец старый.

– Фу. Ему же лет шестьдесят. Он точно хотел меня завербовать, – убежденно мелет Алена.

Господи, мозги в этой семье достались только мне.

– Но ты меня не отвлечешь, паршивец! Я трезва, как стеклышко. Что за шоу ты устроил для папочки?

– Понятия не имею, о чем ты, – твердо стою на своем.

Аленка хоть и не блещет жизненной мудростью, аналитические способности – общий Филатовский ген – на ней не отдохнул. Я быстро соображаю, где мог проколоться и, не найдя видимых улик, сохраняю бесстрастное лицо.

Плечи еще хранят тепло проворных ладошек, вызывая приятное покалывание на затылке.

– Серьезно? – очередной хитрый прищур. – У бедной девчонки чуть глаза из орбит не вылезли, когда ты ее папе представлял и живот наглаживал!

– Просто мы изначально не планировали посвящать вас во все новости, – пожимаю плечами, держа уверенную позицию в своем вранье. Просто если сознаться – она тут же всем раструбит. Трепло.

А я еще не получил удовольствие в полной мере от лиц папаши и Рины.

– Ага, как же. Она чуть не подавилась на слове «невеста».

– Потому что мы не собираемся связывать себя пережитком прошлого в виде штампа, – отмахиваюсь как само собой разумеющееся.

Аленка выдавливает между зубов что-то вроде «козлина», но точно разобрать сложно.

– А что на счет того, что она не в курсе вашей предыстории с новой мамочкой? – смакуя каждое слово, произносит она.

Язва мелкая.

– Ничего. Я просто не стал посвящать ее в эту старую историю.

– Ой ли, – качает она головой. – Старая?

– Конечно.

– Об-ман-щик, – выговаривает по слогам, тыча в меня пальчиком. – Я все про тебя знаю. И вижу насквозь. Лиза такая же тебе девушка, как я – артистка цирка дю Солей. Никакая!

– Она так тебе не понравилась? – иду в обход ее неуемной версии и увожу с опасной тропы.

Черт, если она раскусила нас с ходу, отцу тоже не составит труда. Филатовский аналитический склад ума не дремлет даже под гормонами и горячим желанием примирения. И тогда я буду выглядеть жалко. А жалость – совсем не то, что задумывалось по плану.

– Она прелесть! – восклицает Аленка. – Оч крутая. Поэтому и не понятно, что ей делать с тобой.

– Ну спасибо.

– Серьезно. Ты вообще не из ее лиги. Что бы могло ее с тобой свести?

– Любовь с первого взгляда, – хмыкаю я.

– И глубокого шпагата, да-да, – задумчиво дует губы сестрица. – А! – неожиданно распахивает рот в изумлении. – Она эскортница! Ты ей заплатил!

Ее догадка, как пуля, прострелившая плечо навылет. Как она это делает, черт возьми? Неприятное слово на «э» обжигает неправильностью и у меня возникает иррациональное желание защищаться и защищать. Надеюсь, свои идиотские выводы Аленка не озвучит получательнице, Лиза точно не заслужила такого.

– Еще одно такое слово и я очень разозлюсь. Ясно? – получается даже чересчур гневно. Так, что Аленка отшатывается.

– Вау. Какая страсть, – усмехается зараза. – Но я все равно не верю.

– Какое разочарование, – в тон ей говорю я.

– Даже если вы засосетесь у меня на глазах, – передразнивает она.

– Фу, извращенка.

Из дома доносятся голоса, в которых я смутно узнаю поставленный голос своей напарницы на эти выходные и отца. Обрабатывает очередную девушку сына? Я свожу брови и прислушиваюсь. Голоса быстро смолкают. Разошлись? Двинулись дальше?

Выглядываю из нашего с сестрой укрытия и кидаю взгляд на горизонт, где оставлял Лизу в надежной болтательной компании. Одинокий маленький силуэт дает подтверждение: не показалось. Лиза в доме.

Наедине с ним.

– И сколько ты ей заплатил? – вырывает меня из мыслей неугомонная сестрица.

– Считаешь, я опустился настолько,