Ивата дважды поднял большой палец высоко вверх.

— Вот именно, суперинтендант Фудзимура. Он вызвал меня для беседы. Сказал, что пресса вот-вот свяжет убийства жены судьи и корейской семейки. И спросил, что мы собираемся предпринять для изменения ситуации, учитывая, что смерть Мины Фонг добралась до международной прессы, а у нас ни единой зацепки. И вот я сижу и думаю, похоже, все это дело рук инспектора Иваты. И еще, а что, если он вовсе не такой уж крутой? И тут вырисовывается очевидное решение: надо его уволить.

— Я понимаю, что на вас давят. Но газетные заголовки все равно появятся.

Синдо скептически усмехнулся:

— Ты что, издеваешься?

Ивату трясло.

— Шеф, выслушайте меня. Черное Солнце убил пятерых человек за пять дней и не оставил ничего, что навело бы нас на след. Он — большая белая акула, Синдо. Он покруче Мины Фонг и поважнее визга прессы. Вы должны дать мне шанс его схватить.

Синдо кивнул в сторону спальни:

— И получить еще парочку таких трупов? Нет уж, подавись своими гребаными предположениями, Ивата. Акула, говоришь, — так у меня их полная контора, жадных до работы.

— Я его поймаю.

Синдо вздохнул и смахнул с костяшек пальцев белые крошки штукатурки.

— Если этот урод такой крутой, приведи хотя бы один аргумент в пользу своей версии, мать твою.

Ивата потер переносицу. Он изо всех сил пытался унять жар в голове и бурчание пустого желудка. Синдо ткнул пальцем ему в плечо.

— Итак.

— Черное Солнце действует в спешке. — Ивата быстро выдохнул, он знал, его судьба на волоске. — А это значит, что мы идем по горячим следам. Кроме того, он нас не боится, это ясно. Я считаю, это его слабость, и рано или поздно он ошибется. Поверьте, у меня с головой все в порядке и с реакциями тоже. Дайте мне шанс.

Синдо задумчиво скреб небритый подбородок, затем откинулся на спинку стула и помотал головой.

— Малыш, а ведь я пришел тебя уволить.

— Прошу вас.

— Ничего личного. Результат или до свиданья.

Ивата сжал голову руками.

— Мне это необходимо.

— Что?

— Необходимо! — крикнул он.

Синдо разглядывал своего подчиненного. Беспокойного. Обессилевшего. Но крутого. Он выдохнул и выругался.

— Так и быть. Только вот что, инспектор. Найди его. И я требую ежедневных результатов.

— Спасибо, — тихо ответил Ивата.

— Должно быть, я сбрендил. — Синдо встал, сдув остатки штукатурки с пальцев. — Слушай, Ивата, в управлении есть люди не слишком довольные твоими… методами.

— О чем вы?

— Сделай одолжение — побереги себя.

— Да что вы говорите?

Синдо вышел из комнаты, и лестница снова заскрипела под его шагами. Ивата расслышал доносящиеся с улицы звуки дождя. Над ним висел снимок супругов Оба, сделанный во время их поездки в Помпеи. Они улыбались на фоне развалин. В дверях возникла Сакаи:

— Все путем? Ивата кивнул.

— Ну тогда пляши, в кои-то веки хорошие новости, — улыбнулась она. — Нашли девчонку. Нашли твою Асако Одзаки.

Отделение полиции Цукуба-Кита находилось на безлюдном отрезке автострады-125, в тени горного склона. Возле парковки красовалась большая скульптура синей лягушки[13]. На крыше развевался флаг Японии. Если бы не стоящие снаружи патрульные машины, здание было не отличить от конторы по продаже подержанных автомобилей. Позади управления тянулись до горизонта зеленеющие рисовые поля, изредка пронзаемые столбами ЛЭП.

В одной из тюремных камер, сжав голову сучковатыми пальцами и забившись в угол, сидел Кодаи Кийота. У него было вытянутое, лошадиное лицо с сильно выдающимися скулами, при улыбке обнажались крупные, квадратной формы зубы, а вены на висках походили на рвущихся наружу червяков. При мощном телосложении он был чрезвычайно худым.

Его держали в камере уже два дня безо всяких объяснений. Он всхлипывал и стонал от боли, кутаясь в отсыревшее одеяло. Через решетку на окне он мог видеть большую вывеску вдоль дороги:

Кийота закрыл глаза и стал вспоминать легенды, которые слышал в детстве от деда.

Кийоту вывернуло в унитаз. Придя в себя, он постарался сдержать всхлипы. Полицейские забарабанили дубинками по двери его камеры.

* * *

По улицам Сэтагаи загромыхали первые трамваи. Окна пекарен уже бросали отсвет на блестящие от дождя тротуары. Зонтики прохожих распускались подобно анемонам. Хатанака с надутым лицом стоял в ожидании перед главным входом в управление. Увидав в луже собственное отражение, он тут же отвернулся.

— Какие люди! — крикнул Ивата.

Хатанака поздоровался, опустив глаза.

— Ты где зацапал девчонку? — спросила Сакаи.

— У дома Канесиро, — тихо ответил полицейский. — Прошлой ночью она пыталась расписать стены из баллончика — расистскими лозунгами, между прочим.

Ивата и Сакаи взглянули друга на друга.

— Тебя вызвали соседи? — спросил Ивата.

Хатанака покачал головой:

— Я несколько раз обходил дом. И случайно оказался там в тот момент. Мне просто повезло.

— И где она? — спросила Сакаи.

— В столовой. Я не стал отправлять ее в камеру.

Сакаи молча прошла мимо него, но Ивата задержался и положил руку ему на плечо:

— Отличная работа, Хатанака.

Даже в столь ранний час столовую наполнял нести-хающий шум, звон тарелок и гогот, а по потолку стелился сигаретный дым. Полицейские, заступающие на пост, пили кофе и читали газеты. Казалось, никто не удивлялся присутствию 14-летней девчушки.