Лицо Кийоты исказилось от ненависти. Он с трудом сдерживался.

— Вы меня не знаете.

— Да ну? — Сакаи лучезарно улыбнулась. — В девятнадцать лет ты впервые заночевал в этом заведении по обвинению в мелком жульничестве. Всего было четыре ареста, последний — за изнасилование. Ты получил восемь лет, что вообще-то многовато. Когда вышел, сразу свалил в Токио. Такому тупице, как ты, даже удалось неплохо устроиться в районе Синдзюку. Вступив в тамошнюю банду, ты выпадаешь из нормальной жизни лет на десять. Потом — нате вам, появляешься в костюмчике, с мегафоном в руке. Видно, решил, что политика позволит тебе максимально раскрыть свои таланты и измениться. Ты всегда был националистом, так почему бы не наехать на сраных эмигрантов? Перебегаешь из одной организации в другую, пока не попадаешь в относительно приличную, «Ниппон Кумиай». Как раз в это время компания «Вивус» объявляет о многоцелевом строительном проекте в Сэтагае, где ты живешь с женой — пардон, с бывшей женой. Проект должен стимулировать торговлю, принести пользу всему району — а значит, и Японии. Но, как всегда, проклятые кореяшки ставят палки в колеса. Канесиро, видите ли, не хотят продавать дом. «Ниппон Кумиай» решают действовать жестко, и ты берешь задачу на себя. На кону твоя репутация. На старину Кодаи Кийоту можно положиться. Он вытравит эту шваль из Сэтагаи. Только они не испугались. И не захотели съезжать. На самом деле ты выставил себя на посмешище. Романтика а-ля якудза коту под хвост. В «Кумиай» не клеится, с женой тоже, верно? Особенно когда она прознала, что ты трахаешься с малолеткой.

Кийота повернулся к Ивате:

— Я не собираюсь выслушивать…

— Возможно, ты решил показать себя. А этот упертый Канесиро ни в какую! Возможно, именно тогда твоя беспомощность и бездарность породили безумие, и ты идешь и вырезаешь корейцу кишки — только потому, что он хотел защитить свою семью, свой дом. Типичный обыватель, мать его.

Кийота в изумлении покачал головой:

— Да она чокнутая.

Ивата постучал по столу, как учитель, призывающий к порядку.

— Кийота, вы знали супругов Тераи и Юко Оба?

— Нет, сказал уже!

Ивата вынул из внутреннего кармана копию старой статьи из местной газеты.

Слева от текста стояла мутная фотография судьи Тераи Оба.

Ивата наклонился к Кийоте:

— Теперь-то припомнил?

— Ну не запомнил я, как звали судью. Хрень какая-то. Вы не можете держать меня без…

Сакаи снова пнула по ножке его стула, он вздрогнул.

— Кончайте!

— Я кончу, когда ты заговоришь.

— Чего вам надо?!

— Восемь лет за изнасилование… Возможно, ты решил, что это слишком. За восемь лет человек может измениться до неузнаваемости.

Кийота чуть не плакал от бессилия.

— Чё она мелет, а? Какое все это имеет ко мне отношение?!

— А такое, дружок. Возможно, после расправы с семьей Канесиро ты подумал, что все могло сложиться совсем по-другому, если бы с тобой поступали по справедливости с самого начала. Тебе уже было нечего терять. Ты решил, что заодно можно расквитаться и с коротышкой-судьей. Но тут обнаружил, что слишком долго ждал и старый пердун подох. Осталась вдова-старушка. Но ты очень зол и, в конце концов, проделал долгий путь. Тебя вела месть. Ведь без мести ты ничто, так, Кийота?

— Что за бред…

— Ты убил семью. От мала до велика. И получил удовольствие. Потом, безо всяких угрызений, ты едешь в залив Сагами и убиваешь госпожу Оба. Насильник, совратитель малолетних, бандит, а теперь и убийца. Вот почему ты очутился там, откуда пришел, и надрался до потери пульса. Все вернулось на круги своя. У тебя ничего не осталось, тебе некуда идти. Что, не так, Кийота?

Кийота пытался сморгнуть крупные, злые слезы. Его губы тряслись от ярости. Ивата взглянул на Сакаи.

— Видишь, Кийота, ты ошибался. — Сакаи оперлась о стену, закончив свою речь. — Я отлично тебя знаю. И изложила твою убогую биографию за каких-то две минуты.

Теперь заговорил Ивата, но негромко:

— Где вы были в ночь с 14 на 15 февраля?

Кийота поднял взгляд:

— Да, я рад! Я рад, что они сдохли!

Он потряс наручниками и сплюнул на пол.

— Это вы их убили?

— Я никого не убивал!

— А по какому же поводу пьянка, а? — фыркнула Сакаи.

— Да по мне! Сучка ты долбаная, я скоро сдохну! Она взглянула на Ивату, и Кийота это заметил.

— Спросите у моего онколога, и увидите. — Он развернулся к Ивате: — Инспектор, я хочу попросить вас об одолжении. Когда поймаете убийцу — передайте от меня поклон.

Ивата остановил запись, и Сакаи моргнула, словно ее вывели из гипнотического состояния. Она вызвала охранника, тот вошел, сгреб Кийоту со стула и увел прочь.

* * *

Настала ночь. Тяжелые дождевые тучи окутали гору Цукуба, словно ватой. Редкие автомобили освещали фарами дорогу; их свет напоминал мерцание прикрытой ладонями свечи.

Красота заключена не в предметах, но в игре тени и света, созданных ими.

Ивата и Сакаи сидели в полупустой лапшичной напротив отделения полиции. Оба сгорбились над своими пиалами и тянули гречневую лапшу. Официантка поставила перед ними пластиковые стаканчики с зеленым чаем и вернулась к телешоу. Ивата допил бульон и оглянулся. В зале сидел один полицейский и несколько шоферюг, каждый сам по себе, заглянувшие сюда утолить голод.

— Ты меня почти убедила в какой-то момент, — произнес Ивата.

— На моей стороне слишком много фактов, — ответила Сакаи и отодвинула пиалу.

— Но не все. На местах преступления нет его следов. К тому же он правша.

— Да, но физически он мог совершить эти убийства и не раз уже шел на насилие. Ул ики еще могут всплыть во время следствия. А онкологу я позвоню. Возможно, это тоже липа.

Сакаи заплатила, забрала счет, они вышли и быстрым шагом направились к полицейской парковке.

— Не мешало бы ее помыть, — сказала Сакаи, садясь за руль. — В принципе тебе нужна другая машина. Это просто драндулет.

— Это же классика!

— Иными словами, ты цепляешься за прошлое.

В зеркале заднего вида Цукуба постепенно превращалась в лаковую миниатюру.

* * *

Сегодня Косуке исполнилось тринадцать. Он сидел на скамье у дороги в своем лучшем костюме и не сводил глаз с горы. Позвонила мать и сказала, что возьмет его на весь день.

— Ты рад меня слышать?

— Да.