Турки будут очень злы.

Он снова сел, размышляя. Наверно, следует поехать к дяде и просить его одолжить ему его ялик, чтобы ночью уплыть к берегам Греции.

Ему снова послышался голос Аделин.

Эдвард решил, что окончательно сходит с ума, и уже любой женский голос кажется ему голосом его возлюбленной.

В Греции он сможет провести то время, пока Англии не понадобятся офицеры для очередной военной авантюры. Эдвард усмехнулся. Да… Очень удачное место, тем более, что мысль о героической смерти нравилась ему всё больше. Тогда время, отмеренное ему Господом, можно будет использовать для поездок по этой стране. Возможно сейчас ему всё это неинтересно и кажется совершенно скучным и неважным. Но если он будет знать, что скоро всё это закончится, то, возможно, его интерес к раскопкам и древностям немного восстановится.

В дверь постучали. Герцог вздрогнул, но позволил своему слуге открыть.

На пороге стоял служащий отеля.

— Вам записка, сэр, — произнес он по-английски и поклонился.

Эдвард поднялся и сам взял записку.

«Ваша светлость,

прибыв в Стамбул я узнала, что вы уже некоторое время находитесь здесь. Было бы очень приятно встретить старого знакомого, потому что я совсем никого здесь не знаю. Возможно, вы введете меня в местное общество. Жду вас в кафе у Мустафы за столиком у колонны через два часа.»

Записка была не подписана. Почерк показался Эдварду знакомым, но он не мог вспомнить, кто же так писал. В последнее время его не интересовали женщины, и он не был вхож в местное общество, но в помощи старой приятельнице, кем бы она ни была, он отказать не мог. Мысль о том, что он отправится на войну и наконец-то с честью расстанется с жизнью, настолько окрылила его, что Эдвард с улыбкой посмотрел на портрет Аделин. Пусть Аделин будет счастлива. А у него впереди приключения и… Подвиг во имя Англии.

Береговая линия состояла из множества небольших, выходящих к морю площадок, у каждой из которых был свой характер и неповторимый колорит.

Эдвард много раз бывал здесь, и всегда шёл одним путем. Так же, как когда-то ходили они с Аделин. Тогда её рука лежала на его руке, и она говорила что-то про Алана, от чего его сердце сжималось от ревности. Это теперь он понимал, насколько счастлив был тогда.

День клонился к вечеру. Таинственная дама, забывшая подписать записку, назначила ему свидание в знаменитом кафе, выбрала время на закате. Говорит ли это о её желании завести с ним роман? Эдварду смешно было даже думать об этом. Женщины не вызывали его интереса, и он старался избегать их с тех пор, как… Как Аделин, а вместе с ней и жизнь, покинули его, оставив вместо себя только пустую оболочку. Он смотрел на лодочки, вспоминая, как они катались в одной из них, любуясь городом с воды. Аделин тогда улыбалась ему, не забывая упоминать имя Алана, наверно для того, чтобы он не смел сходить с ума от счастья, что она сидит рядом и так радостно смотрит по сторонам. Откуда у неё эта бьющая ключом энергия, это восторженное отношение к жизни, эта радость, отражающаяся в глазах? Радость, которой она щедро делилась с ним, когда была рядом, и которую всю до последней капли забрала с собой, ступив на палубу лайнера?

Кафе показалось в закатных лучах. Столики стояли прямо на улице, примыкая к набережной. Самое популярное место сбора европейцев, желающих насладиться экзотикой турецкой кухни. Эдвард не был здесь с тех пор, как уехала Аделин. Он не смог бы пить кофе, вспоминая, как она угощала его поачи и просила сказать, вкусно или нет. И какое милое у неё было лицо в этот момент. И как ветер играл её каштановыми локонами, выбившимися из-под белой шляпки….

За столиком у колонны сидела молодая женщина в белом платье и широкой соломенной шляпке с желтыми цветами. Эдвард не видел её лица, но заметил, как дама поставила локти на стол, положила подбородок на ладони и смотрела на залив, где в лучах заходящего солнца сновали яхточки, лодки, образуя веселое мельтешение. Его сердце вдруг пропустило удар, но Эдвард тут же одернул себя. Все европейские женщины кажутся ему похожими на Аделин. Каждая девушка с каштановыми локонами вызывает боль в груди. Но эта… Её тонкая хрупкая фигурка казалась ему до боли знакомой. Он замедлил шаг, боясь, что все же сошёл с ума. Безумие, оно вот такое… Когда одного человека видишь в других. Это называется «бредовое расстройство навязчивых состояний» — не к месту вспомнил он.

Его грудь тяжело вздымалась, когда он сделал ещё шаг, давшийся ему так, будто он ступал не по вымощенной мостовой, а по трясине. К столику девушки подошёл официант, принёс поднос с двумя чашками кофе и вазочкой сладостей. Она отвернусь, что-то говоря официанту, и Эдвард слушал её голос. Голос Аделин, что преследовал его с самого утра. Той Аделин, что находилась в Англии, готовясь к свадьбе с его братом, и никак не могла оказаться на набережной Стамбула!

Тем временем девушка отпустила официанта, пододвинула к себе чашку, потом взяла её тем же движением, что брала чашку Аделин, и поднесла к губам. Поля широкой шляпки не позволяли Эдварду разглядеть её лицо, но он больше не мог сомневаться. Мысли, закружившиеся в его голове заставили его прирасти к месту. Он боялся пошевелиться. потому что не знал, что сделает в следующую минуту. Упадёт перед ней на колени или ударит её. Что она делает здесь, одна, будто возникшая из закатной дымки? Неужели они с Аланом поженились и решили сделать ему сюрприз, приехав в Стамбул в свадебное путешествие? Эдварда затошнило от ревности. Он глубоко вдохнул, потом огляделся, ища Алана, но нигде не увидел его. Или он всё же принимает за Аделин совсем другую женщину? Ту, что написала ему записку. Он должен подойти к ней, поздороваться и сесть рядом. Но он не мог пошевелиться. боясь, что морок развеется, женщина в белом обернется и окажется совсем не Аделин! Это разочарование убьет его! Теперь он не сможет ждать, когда начнется война, теперь, с этого мига, пошел совсем другой отсчет. Жизнь его остановится в тот момент, когда он увидит чужое лицо вместо лица Аделин!

Он снял шляпу и провел рукой по волосам, обнаружив, что они влажные от испарины, хотя на набережной совсем не было жарко. Было что-то делать, шагнуть вперед или бежать, пока безумное разочарование не убило его окончательно. Хватит ли ему смелости сделать шаг? Он сжал шляпу пальцами так, что порвал ткань. Закусил губу. И шагнул вперёд.

Девушка в белом услышала его движение. Она поставила чашку на стол, откинулась на спинку стула и обернулась к нему. На Эдварда смотрели весёлые янтарные глаза Аделин, сверкавшие озорством. Её губы сложились в хитрую полуулыбку. Но увидев, насколько он бледен, она тут же подалась к нему, заулыбалась, и проговорила тем самым голосом, что слышался ему в гостинице все утро.

— Эдвард, да на вас лица нет. Попробуйте рахат лукум? Говорят, Мустафа делает его лучше всех в Стамбуле.

Казалось, он забыл, как дышать. Перед ним была Аделин. С её радостью, что она увезла с собой в Лондон. С её янтарными глазами, смотревшими на него из-под длинных ресниц, с её губками, которые дарили ему такое наслаждение, с разметавшимися по плечам немного растрепанными ветром локонами.