Палычем стоял младенец. За ночь мальчик подрос еще и теперь стал ростом примерно с Бориса. Алексей Палыч подвел его к стенке, к черте, проведенной карандашом. Все было точно до миллиметра.

— Значит, у вас слышат, о чем мы говорим? — спросил Алексей Палыч.

— У нас? — переспросил мальчик, и на лице его было искреннее недоумение.

— Ладно, — сказал Алексей Палыч, — это неважно. Лучше скажи: ты еще будешь расти?

— Теперь я знаю, почему Боря вчера говорил громко. Я не должен расти?

— Нам, вообще-то, не жалко, — пояснил Алексей Палыч. — Но ведь не можешь ты все время ходить в одеяле. А мы не можем менять тебе одежду так часто.

— Теперь я знаю, — сказал мальчик. — Я не буду расти.

— Есть хочешь?

Мальчик засмеялся.

— Вчера — есть, сегодня — есть. Разве всегда нужно есть?

— Мы едим каждый день, — осторожно сказал Алексей Палыч.

— А я не хочу. Но, если ты хочешь, давай, буду есть.

Алексей Палыч смутился и зачем-то похлопал себя по карманам.

— А у меня как раз нет еды. Я сейчас принесу.

— Не нужно, — сказал мальчик. — Я никогда не хочу.

— Слушай… — Алексей Палыч вдруг запнулся. Безликое это обращение давно уже ему не нравилось. — Как тебя зовут?

— Не знаю.

— Как тебя зовут у вас, дома?

— У нас? — снова удивился мальчик. — Я тебя не понимаю.

— У каждого человека есть имя. Меня зовут Алексей Палыч…

— Тебя зовут Палыч, — поправил мальчик.

— Ну, пускай, так. Борю зовут Борей. Тебя тоже надо как-то называть. Выбирай.

— Называй меня Палыч. Мне так нравится.

— Двух Палычей будет многовато. Лучше как-то по-другому назовем тебя.

— Тогда — Боря.

— Боря у нас уже есть. Еще думай.

— Сенька-зараза, — сказал мальчик.

— Что?! — переспросил Алексей Палыч.

Мальчик кивнул в сторону окна.

— Там они все время кричат: «Сенька-зараза, отдай мне! Сенька-зараза, не твой аут!» Наверное, Сенька-зараза хорошее имя, раз они все время кричат.

— Не совсем хорошее, — сказал Алексей Палыч, решив не пускаться в объяснения. — Давай я попробую.

Алексей Палыч задумался. Может быть, инопланетное происхождение мальчика было тому виной, что в голове учителя всплывали любые имена, кроме русских.

— Феликс! — воскликнул Алексей Палыч. — На нашем языке это означает «солнечный»[23].

— Тогда и зови на нашем языке, — сказал мальчик. — Сенька-зараза мне нравится больше, но пускай будет Солнечный.

— Нет, — возразил Алексей Палыч, у которого тоже имелись свои слабости. — Феликс звучит гораздо лучше. У нас в Кулеминске еще нет ни одного Феликса. Ты будешь первым. Согласен?

Мальчик согласился без особой охоты. Наверное, правду говорят, что первая любовь — самая сильная. Первой любовью Феликса продолжал оставаться Сенька-зараза.

— А теперь, Феликс, — сказал Алексей Палыч с некоторой торжественностью, — я иду за одеждой. А ты посиди тут тихо. Ладно?

— Посижу, — согласился Феликс.

Алексей Палыч направился к двери. Феликс его окликнул:

— Палыч…

— Да, Феликс?

— Они там бегают, кричат… — Феликс показал на окно. — А что они еще делают?

— Они? Ну, еще они учатся, спят, едят, смотрят телевизор, ездят на велосипедах, ходят в кино, просто бездельничают.

— Я тоже хочу бегать, кричать и учиться.

— Послезавтра каникулы, — сказал Алексей Палыч. — Учиться они перестанут.

— Я тоже хочу смотреть, ездить и просто бездельничать, — настойчиво повторил Феликс. — Ведь я такой же, как они. Это ты не такой.

— Ты прав, — подтвердил Алексей Палыч. — Ты такой, а я не такой. Но я был таким и поэтому тебя хорошо понимаю. Я тебе обещаю: ты будешь бегать, смотреть и все остальное.

— Правда?

— Правда.

— И я увижу Сеньку-заразу?

— Обязательно.

— Когда?

— Скоро, — неопределенно пообещал Алексей Палыч. — Ты меня жди. Я вернусь часа через два.

Алексей Палыч ушел. Точнее говоря, сбежал. Сбежал от вопросов, на которые ему все равно придется ответить…

Электричка привезла Алексея Палыча почти к самому магазину, который находился рядом со станцией. Надеясь, что уж здесь-то он знакомых не встретит, Алексей Палыч поднялся во второй этаж. В отделе верхней одежды не было ни одного покупателя.

— Будьте любезны… — обратился Алексей Палыч к девушке-продавщице, которая стояла за прилавком спиной к нему.

— Все на стеллажах, — сказала девушка, не оборачиваясь.

— Я бы хотел спросить… — замялся Алексей Палыч. — Может быть, вы посоветуете? Я, видите ли, полный профан в этих вопросах. — И Алексей Палыч даже слегка хихикнул, как бы показывая, сколь ничтожен он сам и его попытка обеспокоить…

— Я же сказала: все на стеллажах, — повторила девушка, не меняя позиции.

Тут следует сразу оговориться. Перед Алексеем Палычем стояла не бездельница и не грубиянка продавщица — из тех, которые видят в покупателях своих личных врагов. И не бездушная это была девушка, и не какая-нибудь уродина со скверным характером. Если разобраться, то виноват был сам Алексей Палыч. Просто зашел он не вовремя. Девушка была занята важным делом: в маленькое зеркальце она рассматривала прыщик, вскочивший у нее на левой брови. Одновременно она решала важный вопрос: сковырнуть или оставить? Поэтому каждому должно быть понятно, что Алексей Палыч со своими делами был ей ни к чему.

Однако и Алексея Палыча можно понять. Деваться ему было некуда.

— Простите, но я хотел бы…

— О господи! — сказала продавщица, оборачиваясь. — Никакой совести у людей нет! Вам же русским языком ска… — И вдруг лицо девушки из скучного и недовольного мгновенно превратилось в приветливое и улыбающееся. — Алексей Палыч, здравствуйте! — сказала она. — Что бы вы хотели, Алексей Палыч?

Алексей Палыч напрягся, вспоминая, как зовут его бывшую ученицу.

— Здравствуй, Клава, — осторожно сказал Алексей Палыч и понял, что угадал. — Мне бы комплект одежды для мальчика.

— На какой возраст?

— Примерно на такой, — Алексей Палыч отметил рукой высоту на уровне своего плеча.

— Сорок второй, — определила Клава. Она огляделась и добавила шепотом, хотя в отделе по-прежнему никого не было: — Есть джинсовый костюм…

— А это хорошо? — спросил Алексей Палыч, тоже невольно понижая голос.

— Да вы что,