раздражением сказал Борис. — Это значит… это значит… — Борис умолк, взглянув на Алексея Палыча, и увидел, что тот улыбается.

Борис нахмурился.

— Засыпался — это означает, что… — начал Борис, как на уроке. — Что… что человек хочет что-то скрыть, а его… разоблачают. Ты молчал, и поэтому ты не засы… поэтому инспектор не догадался, что мы тебя скрываем.

— Теперь понятно, — сказал мальчик. — Это же очень просто. Удивительно, что я сразу не понял.

— Ты бы лучше подключился, тогда не придется объяснять по десять раз, — посоветовал Борис.

— Подключился? А что такое — подключиться?

— Да не темни ты! — тоскливо сказал Борис. — Ведь мне же Алексей Палыч все рассказал. Ты и сам слышал.

— Я слышал, — согласился мальчик. — Но я все равно не понимаю, что такое «подключиться». А еще больше не понимаю, что такое «темнить».

— Темнить — это значит скрывать правду! — заорал Борис. — А говорить «еще больше не понимаю» — неграмотно! Надо говорить «еще меньше понимаю»!

— Ты опять говоришь очень громко, — сказал мальчик. — Когда ты говоришь громко, я еще меньше понимаю. Но я не скрываю правду.

Борис, обессилев, плюхнулся на табурет. Он посмотрел на Алексея Палыча, словно призывая того в свидетели тупости инопланетных жителей. Другой бы на месте Бориса мог насладиться чувством превосходства; это чувство согревает души многих людей. Некоторые способны годами копаться в себе, выискивая, чем же они лучше других. Есть и такие, кто может потратить на это всю жизнь. И тогда, устав от поисков, они неожиданно обнаруживают это превосходство. Им, к сожалению, оказывается возраст.

Борис Куликов был не из этой породы. Он умел работать. Он знал, что может и чего не может. Если кто-то из его одноклассников не мог решить несложной задачи по математике, Борис не хохотал и не издевался над ним. Но и не помогал. Таких он просто не замечал. Борис всегда шел вперед. На этом пути он никого не отталкивал, но никого и не увлекал за собой. Он делал свое дело, и из этого всегда что-нибудь получалось. Теперь же с мальчишкой не получалось ничего. И даже Алексей Палыч, с которым все всегда у Бориса ладилось, теперь ничего придумать не мог, а плыл по течению.

Вместо того, чтобы посочувствовать, Алексей Палыч сказал:

— Боря, а ведь ты не соврал, когда сказал инспектору, что мальчик твой брат. Вы и есть братья — по разуму.

— У меня таких братьев — полный класс, — буркнул Борис. — Только они умнее.

— Боря, я понимаю тебя, — стараясь говорить как можно мягче, произнес Алексей Палыч. — Я тем более понимаю тебя, потому… ну, потому что видел много разных ребят. Бывали и такие, от которых просто в отчаяние приходишь. Но они понимали, что делали. А наш гость не делает ничего назло. Он ведет себя как положено ребенку: если не понимает — спрашивает. Неужели ты хочешь, чтобы его «отозвали» только за это? Для меня само это слово звучит как-то жестоко. Будто не «отозвать», а убить.

Мальчик шевельнулся.

— Что такое «убить»? — спросил он.

— Это… ну, как бы тебе объяснить… — сказал Алексей Палыч. — Это так, вроде «отозвать».

— Отозвать?

— Да. Когда тебя отзовут, ты ведь с нами больше не будешь.

— Я с вами, — сказал мальчик. — Кто меня отзовет?

Алексей Палыч многозначительно посмотрел на Бориса.

— Никто тебя не отзовет, — сказал он. — Ты будешь с нами. Это была шутка.

— Что такое шутка?

На этот раз в затруднении оказался и Алексей Палыч.

— Боря, — сказал он, — ты у нас специалист по переводу с русского на русский. Может быть, попробуешь?

— Не могу я, Алексей Палыч[22], — взмолился Борис. — У меня и так в голове как будто каша. Я тебе потом объясню, — сказал он мальчику. — Ведь не горит у тебя?

— Не горит?

Борис застонал. Не голосом застонал, а так — внутренне. В школе ему давно уже объяснили, что русский язык богат и разнообразен. Но это был тот случай, про который говорят: «язык мой — враг мой».

— Ты можешь обождать? — простонал Борис, на этот раз вслух. — Не обязательно, чтобы я все немедленно объяснял.

— Я могу обождать, — послушно сказал мальчик. — Ты, Боря, хороший, когда не кричишь.

— А ты не слишком хороший, — сказал Борис. — Ты все время растешь. А это уже не шутка. Мы не знаем, какую одежду тебе доставать. Долго ты еще будешь расти?

— Я не знаю, — тихо сказал мальчик.

— А я знаю, — решительно сказал Борис.

Взяв мальчика за руку, он подвел его к стене.

— Алексей Палыч, какой рост ему лучше всего сделать?

— Я думаю, хорошо, если бы вы были примерно одного роста. Но каким образом…

— А это пускай он сам соображает. Или они пускай думают. — Борис показал пальцем наверх. — Посылают человека в такую даль без штанов, а мы должны изобретать. Может быть, они нас слышат? — Борис задрал подбородок и проговорил в потолок: — Эй, товарищи, пришлите одежду или перестаньте его растить! — Спохватившись, Борис глянул на мальчика, но тот ничего не сказал. Борис поправился: — Или сделайте так, чтобы он не рос выше этой черты.

Борис прислонил мальчика к стене, встал с ним рядом и карандашом провел на уровне своих глаз черту.

— Нормально? — спросил он учителя.

— Это было бы неплохо, — согласился Алексей Палыч.

— Ну и все, можно покупать на такой размер.

— Ты уже, кажется, начал распоряжаться в космосе, — усмехнулся Алексей Палыч.

— Больше я ничего не могу придумать.

— Да я не в укор, — сказал Алексей Палыч. — Мне, например, это и в голову не пришло. Будем надеяться. Впрочем, у меня завтра свободный день, я с утра зайду сюда на примерку. А теперь давай по домам. Если нас будут домашние разыскивать да заглянут сюда, это может кончиться плохо. Мама ведь не инспектор, ей не докажешь, что он твой брат.

— А инспектор Серегу знает, — беззаботно сказал Борис. — Серега у пожарки по целым дням крутится. Ему там даже погудеть дают. Я еще удивился, что инспектор ничего