Я, конечно же, молчала.

— Даш, я был на грани того, чтобы схватить тебя за ногу и швырнуть в море.

Я сжала губы. Он улыбнулся.

— Но я рад, что ты сделала это сама. Это действительно круто. Преодолеть страх. Круто. Ты — молодец.

— Спасибо, — выплюнула я в его сторону, а он мотнул головой, точно уворачивался от моего плевка.

— Даш, я не шучу. Я серьезно. Я знаю, о чем говорю. Я много в жизни делал в первый раз. И я знаю, что такое страх и отсутствие веры в себя. И я рад, что рядом была поддержка — Кузь, не ссы, все будет путем… И оно было… Путем. Не сразу, но было…

Я буркнула "угу" и решила пробраться к своим педалям — он, конечно, все равно почти что сам крутит, но это все ж свинство: я ж не на прогулочном катере.

— Даш!

Кузьма схватил меня за ногу, когда я уже закинула вторую в углубление с педалями, и пришлось стоять в раскоряку — не вырывать же ногу, действительно.

— Завтра ты уже получишь от этого удовольствие. Обещаю.

Он отпустил меня, и я еле успела схватиться за спинку сиденья, чтобы не сесть на руль. Сумев наконец усесться к педалям, я с опозданием среагировала на его слова.

— Завтра же мы едем в Стон…

— И что? Думаешь, я смогу бегать по этой жаре до самого вечера? — он усмехнулся. — Днем будем на пляже и… Ну, прикольно же плавать в море. Всяко лучше, чем толкаться у берега.

— Да на пляже никого!

Двадцать человек от силы.

— Даша… — он оставил очки на пляже и теперь щурился на солнце. — Я хочу, чтобы ты нырнула и вынырнула с улыбкой. И я этого добьюсь.

— Как? — резко выкрикнула я.

— Заставляя тебя это делать раз за разом. Не завтра, так послезавтра. Не послезавтра, так послепослезавтра, но ты это сделаешь. У нас есть целая неделя с катамараном.

— Ты снял его на неделю? — испугалась я.

Велосипеды он тоже хотел взять на семь дней — еле отговорила.

— На час. Который почти истек, наверное…

Телефон и остальное осталось на пляже.

— Даш, никаких отмазок не принимаю. Обещаю, что ножки к концу отпуска будут болеть, но боль эта будет сладкой, потому что ты будешь собой гордиться.

У меня аж нервно дернулись плечи от такого предвкушения.

— А зачем ты бегаешь? — спросила я и тут же сама ответила: — Чтобы доказать себе… — Хотела сказать "другим", но в последний момент передумала, и правильно сделала! — Что ты крут.

— Да, именно…

Понятно… Только мне ничего доказывать не хотелось… Особенно господину "водяному", когда Кузьма, спрыгнув в его владения, пристегнул лодку к буйку и сказал идти на берег. Он нашел какую-то песчаную тропу среди зарослей, но я ее в упор не видела!

— Ну что? — обернулся он ко мне, продолжавшей сидеть на корме.

Что что? Я жалась, не в силах даже просто опустить в воду мизинец… Во-до-ро-сли… росли прямо у меня на глазах, а в глазах росла паника. Паника? Да, когда Кузьма вдруг повернулся ко мне спиной, бросив короткое "Залезай!"

— Что?

Он не обернулся, просто проворковал:

— Садись, Айболит, верхом, мы живо тебя довезем…

Ну так фиг же с ним! Вчера вечером я уже висела у него на шее посреди моря-океЯна… И я задрала ногу, но не смогла дотянуться ему до плеча, а он даже не подумал присесть хоть самую малость. Думает, что я акробатка, блин? Нет… Дура…

— Не на шею, а на спину! — схватил он меня за ногу, и я еле успела ухватиться за его шею, чтобы не поскользнуться. — Полегче ты… Задушишь, придется тебе по воде, как Спаситель, ходить…

И Кузьма ухватил меня под вторую коленку.

— Только не бегом!

Ай, ну зачем я это сказала…

— Ну, теперь предлагаю прокатиться до моря, — выдал Кузьма, швырнув полотенце, которым только что сушил волосы, на шезлонг. — Кажется, велосипедные педали ты крутишь нормально.

— Четыре километра? — я схватила мокрое полотенце и расправила его по подголовнику.

— Даш, опять? — Кузьма развернул меня к себе за плечо довольно грубо. — Ну чего ты хочешь здесь делать? Валяться на шезлонге? — ответил он сам, не дав мне и секунды на ответ. — Мокрыми нас ужинать все равно не пустят, да я пока и жрать-то после мороженого не хочу.

— Кузь, нам еще возвращать велики, а потом обратно идти… — пыталась я безуспешно воззвать к его здравомыслию. — Полтора километра!

— Даш, ну ты чего?

Я выдохнула и принялась выкручивать воду из волос. Непрошибаемый он!

— Я не знаю, — ответила я то, что казалось мне сейчас единственно возможным.

Даже глаза прикрыла от безысходности. Ну надо быть абсолютно слепым, чтобы не видеть моего состояния! По такой жаре только в воде лежать у берега или под зонтиком прятаться! Мало ему утра, мало?

— Я припухла малость от этой жары, — объяснила я, как тупому. — И от купания. У меня уже болят ноги, и это, скажу тебе честно, совсем не сладкая боль. Я не мазохистка, да будет тебе известно.

Он смотрел на меня слишком долго, не говоря ни слова. Словно размышлял над моими словами.

— Ну и хрен с тобой, золотая рыбка! Шезлонги до семи за нами. Пошли сдадим байки, раз ничего другого с тобой не выйдет. Так на обратном пути и обсохнем.

— И заодно проголодаемся.

Хотя я уже чувствовала голод!

— Ну да… И проголодаемся.

Мы пошли к столбу, к которому пристегнули велосипеды, и начали крутить замки — все-таки хорошо, что Кузьма предложил ввести года рождения вместо кодов. Если бы мы с Таськой не учились в одном классе, то можно было б подумать, что он узнает, совершеннолетняя я или нет. А так просто простой способ запомнить комбинацию цифр.

— Кстати, это самый небезопасный код, но им пользуется прорва народа. Я так легко вскрыл почтовый ящик одной девчонки. Ответил правильно на все ее секретные вопросы. В какой школе училась, как звали ее первую кошку…

Я не отвела глаз — да плевать, хоть это и свинство рассказывать мне целый день про свои неисчислимые романы. Чего он этим добивается?

— Так хотелось ей понравиться? — выдала я зло.

И тут же вспомнила про Кристину. Надо обязательно вставить ему шпильку, чтобы не повадно было! Может, он просто вымещает на мне обиду. Нашел, типа, козу отпущения!

— Или решил проверить, пишут ли ей другие мальчики? — само по себе слетело с моего языка.

Я смотрела с вызовом. Он — с улыбкой.

— И вовсе нет… Удалил письмо с домашкой, которую она отправила моей сестре. Таськин пароль я знал, так как сам регистрировал ей почту, но хотелось, чтобы не осталось следов и у отправителя. А эта девчонка даже не поняла, куда делось письмо, — он говорил сначала серьезно, а сейчас вдруг расплылся в чеширской улыбке. — Мне кажется, она до сих пор не въехала…