Особое внимание Воронцов уделял развитию дружеских отношений между русским и местным населением. Учитывая, что большая часть горцев исповедовала ислам, он требовал благожелательно относиться к мусульманам Кавказа так же, как раньше делал это в Крыму. Им руководило убеждение, что без подлинной веротерпимости достичь прочного мира на Кавказе невозможно.

Рука об руку с преобразованиями гражданского характера шло завоевание Кавказа. Действия Воронцова выражались в строго определенной системе, рекомендованной и опробованной еще генералом А.П. Ермоловым: наступать на горы медленно, но настойчиво, и в каждом вновь занятом пункте «становиться твердой ногой».

В 1847 г. он возглавил войска, действовавшие в Дагестане, и руководил штурмом укреплений аула Гергебиль, осадой и взятием укрепления Салты, падение которого стоило жизни 100 офицерам и более 2 тысячам солдат. В этом походе полководца поразила тяжелая болезнь глаз, которую он перенес, поддерживаемый лишь своей железной волей и непоколебимым чувством долга. Чтобы ободрить старого служаку, император, благодаря его за «водворение спокойствия и безопасности в… части Дагестана», сообщил о зачислении сына Воронцова Семена в лейб-гвардии Семеновский полк штабс-капитаном и назначении своим флигель-адъютантом. А несколько позднее в день Пасхи 1852 г. князю Воронцову вместе с его нисходящим потомством был пожалован титул светлости.

Лев Толстой в повести «Хаджи-Мурат», действие в которой относится к 1851 г., писал: «Воронцов, Михаил Семенович, воспитанный в Англии, сын русского посла, был среди русских высших чиновников человек редкого в то время европейского образования, честолюбивый, мягкий и ласковый в обращении с низшими и тонкий придворный в отношениях с высшими. Он не понимал жизни без власти и без покорности. Он имел все высшие чины и ордена и считался искусным военным, даже победителем Наполеона под Краоном. Ему в 51-м году было за семьдесят лет, но он был совсем еще свеж, бодро двигался и, главное, вполне обладал всей ловкостью тонкого и приятного ума, направленного на поддержание своей власти и утверждение и распространение своей популярности»[43].

При всех достоинствах наместника Кавказа как военачальника борьба с горцами продолжалась еще несколько лет. Лишь к весне 1853 г. отряды Шамиля удалось полностью вытеснить из Чечни.

В октябре 1854 г. Воронцов был уволен со службы, оставшись генерал-адъютантом и членом Государственного совета. А в 1856 г. в день коронования Александр II пожаловал его в генерал-фельдмаршалы.

Умер светлейший князь в ноябре того же года в Одессе, где и погребен. В последний путь его провожал весь город. Под пушечные залпы тело было предано земле под сводами Одесского кафедрального собора (после революции собор был разрушен, и останки князя и княгини Воронцовых были перезахоронены на кладбище).

В Одессе, как и в Тифлисе, Михаилу Семеновичу были установлены памятники — и в обоих случаях на собранные по подписке деньги. Его образ увековечен резцом и кистью: скульптурное изображение помещено на памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде Великом, а портрет помещен в Военной галерее Зимнего дворца. Его имя выбито на мраморной доске в Георгиевском зале Московского Кремля. Многие ли государственные деятели России удостоились хоть толики таких почестей со стороны современников и потомков?

Генерал А.П. Ермолов называл его «милейшим другом и удивительнейшим из человеков». А писатель Ф.И. Глинка в своих «Письмах русского офицера», говоря о подвигах Воронцова, «доброго, человеколюбивого генерала», подчеркивал, что «ни богатство… ни блеск воинской славы не могли отвлечь его внимания от страданий ближних».

Вот тебе и «полу-подлец»…

Принц в известном смысле оказался человеком упущенных возможностей. Ему так и не удалось заполучить у судьбы самый большой выигрышный билет.

Старший сын ландграфа небольшого германского княжества Гессен-Гомбург Людвиг-Вильгельм прибыл в 1723 г. в Санкт-Петербург для заключения брака. Его тестем должен был стать сам Петр Великий, согласившийся выдать за него дочь — юную великую княжну Елизавету Петровну (будущую российскую самодержицу). Можно лишь догадываться, какие перспективы открывал этот брак принцу! Но кончина императора поставила крест на планах Людвига-Вильгельма.

Через пару лет, находясь при русском дворе, принц попытался, как некогда его отец, получить во владение герцогство Курляндское. Понятно, это не то что править Российской империей, но все же… Однако и тут препятствия оказались непреодолимыми: слишком влиятельными были соперники — А.Д. Меншиков, принц Мориц Саксонский, наконец, фаворит Анны Иоанновны Э.И. Бирон.

Пришлось довольствоваться сравнительно малым — генерал-майорским чином от императора Петра II. Анна Иоанновна в 1730 г. произвела Людвига-Вильгельма в генерал-лейтенанты и ввела в состав Военной коллегии.

Добиваясь более значительного положения при дворе, молодой человек не брезговал интригами и доносами на влиятельных лиц. Он сблизился с всесильным Бироном, и в 1732 г. был назначен вместо генерал-аншефа В.Я. Левашева главнокомандующим русскими войсками в Персии. Место было горячее: еще во время Персидского похода Петра I русскими была занята Гилянская провинция, которую персы все время стремились возвратить себе. Стычки, бои, а то и целые сражения случались нередко. Левашев был профессионалом, а вот принц Гессен-Гомбургский проявил полную неспособность в военном деле.

Отозванный в столицу, он, тем не менее, получил чин майора гвардии и был награжден обоими существовавшими на тот период орденами — Св. Андрея Первозванного и Св. Александра Невского. В 1735 г. Людвиг-Вильгельм получил престижный пост генерал-фельдцейхмейстера русской армии.

От внимания принца не ускользнуло соперничество между Бироном и президентом Военной коллегии Б.Х. Минихом. На последнего он и стал писать многочисленные доносы, адресуя их фавориту императрицы. Делу способствовало пребывание Людвига-Вильгельма в ходе крымского похода войск под командованием Миниха в 1736 г. непосредственно в действующей армии (см. очерк о Б.Х. Минихе). Принц все время возражал против ведения активных действий непосредственно на территории полуострова, плел интриги, настраивая генералов против главнокомандующего. Он явно добивался отстранения Миниха, чтобы, будучи старшим по должности, самому занять его место.

В средствах достижения цели не стеснялся. Один из его доносов на главнокомандующего был столь гнусен, что даже Бирон не мог скрыть отвращения и отправил подлинник своему сопернику. Этого принц никак не ожидал, но, судя по всему, расстраивался не долго. «Ничто не могло более поразить принца Людовика и очернить его в глазах целой армии, — писал один из его биографов. — Но это не помешало ему еще раз поступить под команду Миниха в походе 1737 г.»[44].