Венис не пила виски, и на серебряном подносе стояла еще бутылка красного вина. Она наполнила бокал. Рука ее не дрожала, но во взгляде темно-карих глаз было такое нескрываемое презрение, что Марк инстинктивно отшатнулся. Он никогда не видел Венис такой. Что с ней? Она чуть не потеряла контроль над собой.

– Так вот почему ты снизошел до того, что явился сюда, несмотря на риск пропустить свидание с Кеннетом Мэплзом. Значит, хочешь, чтобы мы расстались, – сказала она.

– Мне казалось, это общее желание, – уточнил Марк. – Последнее время мы почти не видимся.

К своему ужасу, он услышал в своем голосе унизительно-умоляющую интонацию и продолжил с отчаянным вызовом:

– Послушай, у нас был роман. Я ничего не обещал, никто из нас не давал никаких обещаний. Мы никогда не изображали сумасшедших влюбленных. В условиях наших отношений это не значилось.

– А на каких условиях, хотелось бы знать, развивались наши отношения? Скажи, мне интересно.

– Думаю, на одних и тех же для обоих – сексуальном влечении, взаимном уважении, привязанности. И конечно, на привычке.

– Удобная привычка. Доступная в любое время сексуальная партнерша, которой доверяешь, – ведь ей тоже есть что терять, да и платить не надо. К такому вы, мужчины, особенно политики, легко привыкаете.

– Слова, недостойные тебя. К тому же несправедливые. Я надеялся, что делаю тебя счастливой.

От прозвучавшей в ее голосе резкости у Марка кровь в жилах похолодела.

– Счастливой? Ты правда так думаешь, Марк? Неужели ты так самонадеян? Меня не так легко сделать счастливой. Для этого нужно больше, чем внушительный член и посредственное сексуальное мастерство. Ты не делал меня счастливой и не сделал. Просто время от времени – когда тебе было удобно, когда ты не был нужен жене, чтобы развлекать гостей, или выдавался свободный вечер, – доставлял мне сексуальное удовольствие. Да я и сама без особого труда могла бы это сделать. Так что не думай, будто делал меня счастливой.

Пытаясь обрести равновесие в том, что казалось трясиной абсурда, он произнес:

– Прости, если я вел себя с тобой не так, как надо. Я не хотел причинить тебе боль. Меньше всего хотел этого.

– Ты не понимаешь, Марк. Просто не слышишь. Ты не можешь причинить мне боль, потому что не значишь для меня так много. Ни один мужчина не значит.

– Тогда какие претензии? У нас был роман. Мы оба этого хотели. Нас все устраивало. Теперь роман закончился. Если я ничего для тебя не значил, то чем ты недовольна?

– Меня удивляет та странная манера, с какой ты, по твоему мнению, имеешь право обращаться с женщинами. Ты обманывал жену, потому что хотел разнообразия, секса, пикантно сдобренного опасностью, и я подходила лучше всех, так как умею держать язык за зубами. Сейчас тебе потребовалась Люси. Неожиданно она вышла на первое место. Ты хочешь обрести респектабельность, верную, любящую жену, политический вес. И Люси обещает простить измену, поддерживать тебя на выборах, стать идеальной женой члена парламента, но ставит условие: наш роман должен прекратиться. «Я никогда не увижу ее снова. Эта интрижка ничего не значила для меня. Я всегда любил только тебя». Разве не так волокиты мирятся с маленькими женушками?

Вдруг Марка охватил спасительный гнев:

– Не трогай Люси. Ей не нужны ни твое внимание, ни снисходительное сочувствие. Поздновато выдавать себя за защитницу всех женщин. О Люси я сам позабочусь. Тебе нет дела до нашего брака. К тому же все было не так. Твое имя не называлось. Люси ничего о нас не знает.

– Ты так думаешь? Пора повзрослеть, Марк. Возможно, она не уверена, что это была именно я, но о существовании другой женщины знает, жены всегда знают. Если Люси молчала, значит, это было в ее интересах. Ты ведь не собирался разрушать семью, правда? Всего лишь развлекся на стороне. У мужчин такое случается.

– Люси беременна.

Марк не знал, зачем он это сказал, но слова уже вырвались.

Воцарилось молчание.

– Мне казалось, Люси не может иметь детей, – холодно произнесла Люси.

– Так мы думали. Ведь наш брак длится уже восемь лет. Можно утратить надежду. Люси не хотела делать многочисленные тесты на бесплодие, проходить лечение, она сочла, что это будет унизительно для меня. К счастью, ничего не понадобилось. Ребенок ожидается к 20 февраля.

– Как удачно. Полагаю, помогла молитва и свечи. Или это непорочное зачатие?

Венис помолчала, приподняла, как бы предлагая, бутылку виски. Марк покачал головой, отказываясь. Тогда она налила себе вина и как бы между прочим спросила:

– А она знает об аборте? Во время идиллии примирения ты не забыл упомянуть, что год назад я сделала от тебя аборт?

– Нет, она не знает.

– Конечно, не знает. Этот грех ты не посмел открыть. Маленькое сексуальное приключение на стороне простительно, но вот убийство не рожденного ребенка? Здесь она не была бы так снисходительна. Благочестивая католичка, известная сторонница движения «в защиту жизни», а теперь еще и сама беременная. Такая интересная информация могла бы серьезно омрачить оставшиеся до февраля месяцы, не так ли? Не будет ли она всегда чувствовать рядом с вашим сыном или дочерью укоризненное присутствие молчаливого призрака? Видеть тень убитого малыша всякий раз, когда ты будешь обнимать вашего ребенка?

– Не делай этого, Венис. Имей гордость. Ты говоришь, как дешевая шантажистка.

– Не дешевая, Марк, не дешевая. Шантаж – дорогая вещь. Ты криминальный адвокат и должен это знать.

И тут он взмолился о пощаде, ненавидя за это ее и себя:

– Она ничего тебе не сделала. Не поступай с ней так.

– Может, и не поступлю, но ведь ты этого наверняка не знаешь?

Здесь ему надо было остановиться. Позже он проклинал себя за глупость. Не только в перекрестном допросе надо знать, когда остановиться. Следовало умерить гордыню, еще раз попросить ее о молчании и уехать. Но Марка возмутила такая несправедливость. Она говорила так, будто он один во всем виноват, и это он толкнул ее на аборт.

– Это ты вбила себе в голову, что противозачаточные таблетки опасны и тебе лучше на время перестать их принимать. Это ты взяла на себя риск. И ты не меньше меня хотела такого завершения. А узнав о беременности, пришла в ужас. Незаконный ребенок стал бы катастрофой. Как и любой другой, говорила ты. Еще одного ребенка ты не хотела. Да и тот, что есть, тебе не нужен.

Венис не смотрела на него. В сердитых глазах вдруг вспыхнул испуг, и он повернулся, чтобы проследить за ее взглядом. В дверях молча стояла Октавия с серебряными подсвечниками в руках. Воцарилась тишина. Мать и дочь словно оцепенели. Пробормотав «прости, мне очень жаль», Марк, проскользнув мимо Октавии, сбежал вниз по лестнице. Миссис Бакли по-прежнему нигде не было, но дверь закрывалась на автоматический замок, и Марку удалось выйти, не прибегая к унизительной просьбе его выпустить.