– Бог мой, Дрисдейл, будь реалистом. Ну, может, голову от страсти потеряла или задействовано воображение. Пикантный привкус риска – я могу это понять, он опасен. Но что скажешь об Эше? Только не говори, что он влюблен, после этих трех недель. Все не случайно, и кто-то из них, а возможно, и оба сразу, это спланировал. Заговор направлен против меня.

– Эш? Зачем это ему? Он должен быть тебе благодарен.

– Благодарности он не испытывает, да мне она и не нужна. Я просто не хочу, чтобы он присутствовал в моей жизни.

– Но он скорее присутствует в жизни Октавии, разве не так? – тихо сказал Дрисдейл.

– Говорю тебе, Октавия тут ни при чем. Она ему нуж-на, чтобы добраться до меня. Эти двое подумывают, чтобы задействовать прессу. Представляешь? Сентиментальный снимок в воскресной газете, он ее обнимает: «Мамочка спасла моего парня от тюрьмы. Дочь известного криминального адвоката рассказывает ис-торию своей любви».

– Она этого не сделает.

– Еще как сделает!

– Не вмешивайся – возможно, все кончится само собой. Кому-то из них могут наскучить отношения. Если Эш бросит твою дочь, это уязвит ее гордость, но на том все и закончится. Самое главное не настраивать ее против себя. Дать почувствовать, что в случае чего ты всегда будешь рядом. Есть у тебя друг семьи, поверенный, психолог, кто-нибудь в этом роде? Человек постарше, которого бы она уважала и кто мог бы с ней поговорить?

Дрисдейлу не верилось, что это говорит он. Больше похоже на слова ведущей «рубрики советов» с банальными наставлениями бунтующим дочкам и их недовольным матерям. Еще Дрисдейла удивило, до какой степени его взбесила Венис. Он не тот человек, кто может помочь в такой ситуации. Да, они друзья, им нравится общаться. Дрисдейл любил появляться в свете с красивой женщиной. С Венис никогда не скучно. Когда они входили в ресторан, все поворачивали головы в их сторону. Ему это льстило, хотя в глубине души он презирал себя за такое мелкое тщеславие. Но они никогда не вовлекали друг друга в проблемы личной жизни. Дрисдейл редко видел Октавию, а при встрече она всегда казалась ему равнодушной, угрюмой и неприветливой. У нее где-то был отец. Вот ему бы этим и заняться. Просто смешно – похоже, Венис хочет, чтобы он его заменил.

– Только одно может остановить его – деньги, – сказала Венис. – Эш надеялся получить их со смертью тетки. Той нравилось изображать богатую особу, она была расточительна. Тратилась и на него. Фотоаппаратура, мотоцикл – дорогие удовольствия. После нее остались долги. Она много занимала, рассчитывая на компенсацию за дом. Эти деньги теперь перейдут банку. Эш не получит ни пенни. Кроме того, тетка с племянником почти наверняка были любовниками.

– На суде ведь не говорилось о том, что Эш и тетя состояли в любовной связи? – спросил Дрисдейл.

– На суде много о чем не говорилось. – Венис посмотрела ему в глаза. – Не мог бы ты встретиться с ним и выяснить, сколько он хочет? Попробовать откупиться? Я готова отдать десять тысяч фунтов.

Дрисдейл похолодел. Кошмарное предложение! И опасное. Подобная мысль говорила о степени ее отчаяния. Неужели она серьезно рассчитывает, что он согласится участвовать в этой авантюре? Это унизительно для них обоих. Есть вещи, которые нельзя требовать от друзей.

Он старался говорить как можно спокойнее:

– Прости, Венис. Если хочешь откупиться, делай это сама или найди посредника. На меня не рассчитывай. Я своим участием скорее принесу вред. Ты боишься гласности, а в случае провала в прессе могут появиться заголовки: «Друг известного адвоката пытается дать отступного любовнику ее дочери». Тут уж газетчики порезвятся.

Венис поставила бокал на стол и поднялась.

– Так ты не поможешь?

– Нет. Не могу.

Чтобы не видеть гневного презрения в ее глазах, Дрисдейл отошел к окну. Внизу сильное течение реки создавало водовороты и воронки, освещаемые танцующими языками серебристого света. Мост с башенками и раздвижными опорами в огне прожекторов выглядел как обычно по вечерам, сверкающим, нереальным миражом. Этот вид всегда успокаивал его после рабочего дня, когда он смотрел вниз с бокалом в руке. Сейчас успокоение не приходило, и из-за этого Дрисдейл злился на Венис, как обидчивый ребенок.

– Как много это для тебя значит? – спросил он, не поворачиваясь. – Чем ты готова поступиться, чтобы решить эту проблему? Работой? Постом главы «Чемберс»?

Последовала пауза, затем она тихо сказала:

– Не говори глупости, Дрисдейл. Я не торгуюсь.

– Я этого не говорил, – повернулся к ней Дрисдейл. – Просто размышлял вслух о твоих приоритетах. Что в конечном счете для тебя важнее? Октавия или карьера?

– Я не хочу ничего приносить в жертву. Мне нужно всего лишь избавиться от Эша. – Она снова помолчала, потом заговорила: – Значит, не поможешь?

– Прости. Не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– И то и другое.

Она взяла пальто.

– По крайней мере у тебя хватило мужества на честный ответ. Не беспокойся. Я найду выход.

Провожая ее до дверей, Дрисдейл спросил:

– Может, вызвать такси?

– Нет, спасибо. Я пройдусь по мосту, а там поймаю такси.

Дрисдейл спустился с ней в лифте и немного постоял, глядя, как Венис в блеске огней идет вдоль реки. Как всегда, ее походка была энергичной и твердой. Но потом ему показалось, что женщина споткнулась. Она как-то сразу поникла, и Дрисдейл вдруг увидел, испытав впервые за вечер искреннюю жалость, что вдоль реки идет пожилая женщина.

В четверг 10 октября в семь тридцать утра Гарольд Нотон вышел из своего дома в Бакхерст-Хилл, прошел четверть мили до вокзала и где-то в семь сорок пять сел на поезд Центральной линии метро, который доставил его прямиком до Чансери-лейн. Этот путь он проделывал последние сорок лет. Его родители жили в Бакхерст-Хилле, и в его детстве это место носило неповторимое очарование маленького городка. Теперь, хотя Бакхерст-Хилл превратился в один из спальных районов столицы, он по-прежнему хранил в зеленых улицах и домах, похожих на коттеджи, что-то от сельского покоя. Но они с Маргарет начинали свою семейную жизнь в одном из немногих тогда многоквартирных домов. Гарольд женился на девушке из Эссекса, из лесного района Эпинг-Форест, близ Южного пирса, откуда она любовалась морем, вдыхая его соленый запах. Девушка лишь изредка ездила по Центральной линии до Ливерпуль-стрит и дальше, в полные очарования и опасности места Лондона. Отец Гарольда умер в течение года после ухода на пенсию, а спустя три года умерла и мать, оставив сыну маленький дом, где в свое время его взрастили в клаустрофобном, чрезмерно защищенном мирке единственного ребенка. Дела Гарольда шли хорошо, а так как детям, Стивену и Салли, требовалось собственное пространство, Маргарет же хотелось сад побольше, то фамильный дом продали, а деньги пошли на первый взнос за современный особняк из двух квартир, на который положила глаз Маргарет. Сад был большой, а через несколько лет еще увеличился: нуждавшийся в деньгах пожилой сосед, которому земля была не нужна, с радостью продал им свой участок.