Ее пальцы коснулись бокала и она, покрутив его, подняла взгляд.

– Не чокаясь? – ее вопрос срикошетил от стен, и я кивнул, на секунду сжимая веки. Поднося бокал к губам, и делая небольшой глоток.

***

– Как узнал, что именно Игнатов мой бывший? – спросила, пригубив из бокала.

– Навел справки.

– У того кто с Сахаровым помог?

– Да. Следак из управления. Ему очень запомнилось твое дело, – я сделала еще один глоток виски, поморщившись, проглотив вспыхнувшее раздражение, вызванное его ответом. Тот момент когда головой понимаешь, что это правильно, это правильная позиция умного человека, проверить того с кем собрался работать, но эмоции опережают разум выдавая реакцию. – Не обижайся. Мне было необходимо знать, к кому я обращаюсь за помощью.

– Я понимаю. – И смотря в глаза, повела подбородком в сторону бокала. – Кто? – повисла пауза, и напряжение ощутимо проявилось в воздухе.

– Та, которая могла стать моей женой и носила моего ребенка. – Снова пауза, глоток алкоголя и добавил со злой насмешкой. – Возможно моего.

– Были сомнения? – кивнул, и во взгляде появилась темень, холодная, кладбищенская, болезненная, заклубилась, обволакивая, затягивая. Мне была понятна эта забитая в дальний угол души боль от предательства. Что ж Усманов не один ты битый. Поэтому не жалея задала следующий вопрос. – Давно? – И снова кивок.

– Настолько, что наверное, уже и не стоит внимания.

– Был женат?

– Нет. Никогда.

– Значит все еще стоит внимания.

– Ты собиралась за Игнатова замуж, – не вопрос, просто факт. Смотря прямо в глаза. Уже имея право, после моих вопросов, об этом говорить открыто.

– Собиралась. Только вместо загса сизо, а вместо счастливой семейной жизни казарма колонии общего режима номер пять, – и теперь настала моя очередь лакать из бокала виски в попытке закрыться, заглушить, то что взревело внутри и отчетливо понимая, что не тот случай, не удастся.

– Ненавидишь его?

– Жалею, что отсидела по 174 не за что, надо было по 105, на одну тварь в мире стало бы меньше, а мне не было бы так обидно. Знаешь, когда сначала хочешь любить и умереть в один день, а потом просыпаешься в одно утро и понимаешь, что хочешь, что бы вот только он умер и прям завтра, – Усманов кивнул и потянулся к бутылке, что бы снова наполнить бокалы.

– Если хочешь отомстить, есть люди, которые могут тебе с этим помочь.

– Не связывайся с ним

– Не обязательно вести какие-то общие дела, что бы подобраться ближе, – и на губах появилась та улыбка, с которой он отвечал Павленко. Уверенная, хищная, с полным осознанием, что он сильнее, что сможет перегрызть горло твари.

– Слав… – переходя грань осознано, делая голос мягче, дабы уберечь от ошибки.

– Утопить можно и на расстоянии.

– Усманов, не смей вмешиваться. Игнатов и “Ко – это то говно, которое лучше не трогать, иначе можешь задохнуться от вони.

– Хорошо – и улыбка шире, с тупой попыткой спрятаться за глотком вискаря из бокала.

– Пообещай.

– Хорошо, – только не одному его «хорошо» я не поверила, ибо на глубине глаз уже отчетливо виднелось, что решение было принято и скорее всего еще до моего прихода. Сука, только этого мне не хватало.

– Усманов блин.

– Давай закажем пожрать лучше, чем это дерьмо обсуждать – и он потянулся к телефону, оставляя меня наедине с собственными мыслями, которые больше напоминали окутывающий холодный непроглядный мрак. Я смотрела на него, расслабленного внешне, уверенного и знающего себе цену и утверждалась в том, что трезвость мышления для женщины порой хуже неизлечимой слепоты. Другая бы на моем месте поверила его словам, или сделала бы вид, что поверила с надеждой, что сможет повлиять на него позже, изменить таким образом ход событий или наоборот воодушевилась мыслью расквитаться с бывшим. Я же отчетливо понимала, чем все может закончиться, понимала как никто другой какая тварь Игнатов и что сидящий передо мной мужчина уже не отступит, потому как, уже решил, а любое решение принятое таким типом личности не подлежит критике и изменению, тем более под воздействием кого-либо со стороны. И мой выбор в этой ситуации состоит лишь в том, что бы решить: уйти в сторону или остаться и помогать. И пригубив виски, смотря на Усманова через стекло бокала, я поняла, что уже сделала свой выбор.

Спустя несколько часов.

– Я так и не определился, что страшнее любить без взаимности или любить и знать, что ты любишь гораздо сильней и понимать, что этим пользуются, – я подошла к приоткрытому окну, закуривая и пододвигая пепельницу ближе.

– Могу решить твою дилемму, – произнесла, затягиваясь и выпуская дым. – Страшнее когда любишь так, что не видишь, что тобой пользуются, а ты продолжаешь крепко и искренне любить. Потому что рано или поздно розовые очки разбиваются и становится нестерпимо больно.

– И у идола обнаруживаются изъяны и незнакомые трещинки, – ответил, поднимаясь с кресла и подходя ближе, забирая из моих рук сигарету, делая глубокую затяжку.

– В моем случае, как бы ты не превозносил падаль до идола, она останется лишь падалью, – и на губах появилась ощутимая горечь не от сигарет, а от понимания, что боль так и не прошла, боль порождающая злость и чувство собственной ущербности. Привлек к себе одной рукой второй туша сигарету в пепельнице, заставляя упереться ладонями в его грудь. Уже давая понимание, что случится в следующую секунду. Перекрывая пути отступления.

– Усманов не… – но протест был задушен, задавлен в зачатке, рывком двинувшись вперед, впился в губы, жар губ и крепко державших рук моментально опалил кожу, ударяя в кровь дурманом, опаляя разум. Разжигая и так тлевшее на протяжении всего вечера желание. Язык по языку, усиливая жажду и прижалась плотнее, скользя ладонями по его телу, плечам, шее и всколыхнутый разговором гнев начал перерождаться в безумие. Хотелось до одури, до марева перед глазами, до сорванных стонов учитывая, что внутренний тормоз был ослаблен дозой виски, шансов у меня почти не было. Он все-таки добился своего. Спустя время я пойму, что это правило, он всегда приходит к нужному ему результату. Любыми путями и способами, но это будет потом сейчас, же сердце сбилось с ритма, разгоняя кровь в жилах. Подписывая приговор.

– Усманов, ты расчетливая скотина, – разрывая поцелуй, немного отстраняясь. Он улыбнулся, проведя кончиком языка по своим губам и я запустила пальцы в его волосы, обхватывая за голову притягивая ближе, подаваясь вперед, прижалась плотнее и его губы тут же жестче на моих губах в поцелуе. Его руки на моей пояснице и лопатках, поддерживая, подтягивая немного вверх, в конце концов, скользнули вниз, подхватывая под ягодицы, заставляя обхватить его ногами, одновременно с этим его рывок вперед меж моих разведенных ног и хриплый стон сорвался ему в губы, мое сладкое поражение и жар, клубившийся в теле, перерос в требовательную боль, отправляя последние остатки разума в нокаут. В пару шагов к столу, усаживая меня на край, поднимая платье, скользя пальцами по краю чулок, по спине, расстегивая молнию, спуская платье с моих плеч. Сорвало дыхание, когда его губы скользнули по шее, когда прикосновения к обнаженной коже и ниже к груди. Мои руки потянулись к его рубашке и пряжке ремня, сбиваясь, ошибаясь от нетерпения.